Буковый лес
Шрифт:
Преподнес ей вчера любимые астры, торт, шампанское. Это она от усталости не отреагировала, сунула торт в холодильник и сделала вид, типа она такое на ночь не ест. Ага, не ест. Не было бы съёмочной группы, за волосы б не оттащили от надкусанного. Надо хоть сегодня поблагодарить человека за старание. Машенька очень славная девочка. Ей четырнадцать лет, но соображает она на гораздо больше. Такая воспитанная вся, небалованная. Одним словом – большая умничка. С ней должно быть не трудно найти общий язык. Как она вчера суетилась, тарелки для торта доставала, ленточку на цветах хотела сама перерезать. Хороший дитё, ласковый такой.
– Быстренько, быстренько собираешься
Детская спальня была и не спальней вовсе в общепринятых для Греции понятиях. Это была небольшая гостиная с раскладным диваном и двумя креслами. Окна выходили в сад, а на подоконниках росло огромное количество разных неимоверных растений. «Нормуль!», – отметила про себя Линда, ёжась под одеялом от утренней прохлады, – А что это за юный натуралист развёл такую оранжерею?! Чуть не забыла. Ах да! Это ж туташний «тату»! Там же в статуте прописано – «чоловик любить вырощувати рослины» и там же ещё раза два про его любовь к «рослинам» – он любит есть свежие салаты и «вночи потребно забирати квити з ганку аби нихто их не поцупив». Так там цветы ещё и на заборе? И их надо заносить домой, чтоб никто не украл? А вчера не занесли. Надо будет получше рассмотреть, что там за цветы. На подоконнике даже мини бананчик растёт, банано-банзайчик кривенький такой. Что в углу в кадке? Это кофе! Надо же. Рядом «денежное дерево» – сага… Ба! Да у него уникальнейшие для этих широт породы! Дай Бог моему папаше здоровья с его образованием биолога, он мне многое о растениях рассказывал. Вот сейчас спросите у меня чего где, и нате вам: «Рододендрон! Виктория регия! Схизандр кинезис! «Руссо туристо! Облико морале!» Сорта да, странные. Прямо такое чувство, что ему их кто-то давал на развод, и тот кто давал профессионально этим занимался. Привезти их из туристических поездок сам он никак не мог, в самолёты с растениями не пускают, да и тогда, дома Оксана сама рассказывала Эндрю, типа «господин Мирошниченко не выездной». Тогда откуда эти редкие породы? Интересно, почему-то «не выездной»? Может спидом болеет? Или, наоборот, на секретном военном объекте работал? С ума сойти! Одни интриги!
– Уже собралась! – Линда отвечает Тане из-под одеяла, тянет время, ей жуть как не хочется вылезать. Может они вчера вечером с этим купанием пошутили? Может получится ещё полежать? Но, Таня торопит, хочет снять, пока окончательно не расцвело.
– Надень что-нибудь спортивное, – советует Таня, – вы же бегать будете, купаться, делать физические упражнения. В статуте так прописано, помнишь?
– Помню! Помню! Что ж не помнить?! Я бы с удовольствием всё сделала, только у меня нет спортивной обуви. Есть белые сапоги на каблуках. Ботфорты называются.
– Значит, сегодня побежишь в белых ботфортах как есть, а на завтра муж тебе купит спортивную обувь.
«У-у-ух ты! Интересная заявочка! Сразу и „муж“, и „купит“… Классно! Наверное у них это приятно в семье, что муж покупает. Мне Эндрю за всё время семейной жизни однажды подарил тёрку для морковки и ещё однажды набор ножей к мясорубке. И всё. А тут „муж“ „купит“… Приятно, однако.»
– Вставай уже быстренько! Потом, потом зубы почистишь! – Таня сердится не на шутку, даже делает вид, что застилает Линдину постель.
Линда умеет одеваться за секунды. Подумаешь! В бытность студенткой ещё не такое приходилось свершать. Она надевает тонкий свитер, брюки, нащупывает и потягивает из чемодана под кроватью чистые носки. Прямо ей на руки выпадает, Алечкина икона. Линда почти забыла про неё и поэтому сейчас жутко радуется встрече. Она прижимает икону к груди, и на глаза неожиданно накатывают слёзы. Куда её понесло?! Зачем ей это всё было надо?! Сидела бы дома со своим ребёнком и радовалась жизни. Так ведь нет!
Да уж захлебнулась бы скорей в этой самой ледяной проруби в пять или сколько там, в шесть утра вместе с чужим мужиком, тьфу на тебя!
– Линда!.. – Это уже Иннеса. Тяжёлая артиллерия.
– Всё! Готова уже!
Линда ловко затолкнула, рассыпавшиеся вещи, обратно в чемодан. Мгновение помедлив, осторожно ставит Богородицу в серебряном окладе на тумбочку около своей кровати. Пусть напоминает ей о доме, об Андрюшке, об Алечке.
– Пожалуйста…, пожалуйста, – Таня на пределе, – что это? – Она подходит поближе.
– В смысле «что» что?
– Икона твоя?
– Моя.
– Ты спрячь её, пожалуйста, – По всему видно Тане говорить неловко, но она старается-понимаешь, дело в том, что каждый дом – это модель внутреннего мира человека, то есть это его характер. Твоя вещь может изменить картину дома. В кадре должен быть только здешний интерьер и ты. В этом весь смысл шоу – показать способность человека адаптироваться в незнакомых ему условиях. Понимаешь?
– Понимаю!
– Без обид?
– О чём вы говорите, Таня! Какие обиды?! Уже убрала. Пошли?
– Камеры где? Андрей! Обе? Всё – пошли, пошли…
Они все вместе вышли за калитку.
На каменном заборе действительно стояли разномастные горшки с цветами. Прекрасные жёлтые, белые и сиреневые астры. А за одним из горшков прятался глиняный гномик в красном колпаке и с фонариком. Очень красиво.
Линда вдруг до самой глубины души поняла, что лучшая неделя её жизни началась. Она в центре внимания, всё делается для неё и как она попросит. Только бы ничего не произошло и не испортило праздник! «Я сейчас прямо как, проживающий на скотобойне, кот, который боится, что его кастрируют, потому, что ну не может быть всё та-а-ак хорошо!», – Подумала Линда.
И не бежали они вовсе по этим узким лесным тропкам, усеянным влажной листвой, а просто шествовали. Очаровательный Володя, к которому со вчера так и прилипло прозвище «Вальдемар», зажалев Линду с её белыми сапогами, просто шёл и при этом даже успевал рассказывать.
– Эта красота называется «Голосеевский лес». Ты слышала когда-нибудь это название, знала об этом месте?
– Откуда?! Я и в России то не была двадцать два года, а в Украине вообще первый раз, – Линда вдыхала полной грудью свежий, морозный воздух, и ей казалось, последние звёзды на небе весело ей весело подмигивают. Она никогда не думала, что вставать до рассвета может быть так здорово, – когда маленькая была Гоголя прочла от корки до корки. Любила его до беспамятства. Он всегда был для меня особенным, совершенно отличающимся от всех остальных писателей. Я думаю и Украину любила, только не знала об этом. Ха-ха! Правда, интересно?!
Микрофон – «псира-вошка» торчал, пришпиленный к воротнику куртки. Сзади в штанах болталось передающее устройство и тёрло правый бок.
Серёжа, Андрей и другие члены съёмочной группы рассыпались по лесу.
Никого нет, тишина, огромные вековые деревья стоят на своём сказочном посту и не подпускают никого к этим двум, оказавшимся волею случая вместе. Создавалась полная иллюзия затерянных и одиноких. Если б в густом валежнике не светился красный глазок пятнадцати килограммовой камеры, то от ласковых и тёплых рук партнёра по съёмкам вполне могла закружиться голова.