Буковый лес
Шрифт:
– Женщину, которая поселилась в дупле?!
– Да! А, что тебя удивляет? – Вальдемар сам был искренне удивлён непониманием Линды, – Так отшельница-лекарка снова вернулась в пустынь. И ходят к её могиле по сей день убогие, страждущие и просто верующие люди. Осторожно! Не наступай туда! Там сыро пока от ночи, земля не просохла, поползти и обвалиться может. Тебе нравится тут?
Нравилось ли ей! Как она мечтала в своей Греции погулять не по эллинскому редколесью, где иди, не иди, а всё равно то на дорогу выскочишь, то наткнёшься на чей-то дом, то на людей с магнитофонами, приехавших на пикничок. И скучала она именно по осеннему, мокрому лесу убранному в багрянец и с невероятным запахом сырых листьев. Уже не мешал никто, ни Серёга с камерой в кустах,
– Пришли! – Вальдемар старательно придерживал ветки с нависшими на них капельками утренней росы, чтоб Линда в белых сапогах не получила ими по лицу, – Вот она – Святая купель. Это место Силы. В этой купели вода и зимой и летом одной и той же температуры. Она не остывает и не нагревается. В ней содержится много солей металлов. Вообще это святой источник, и он производит омолаживающий эффект, то есть тот, кто в нём купается, будет вечно молодым.
Ах, вот что такое эта самая таинственная «купель»! Огромная яма посреди леса, выложенная изнутри срубом. Зеленоватая вода кажется густой как кисель. Она сочится из земли, проходит через деревянные стенки и уходит в дно. Брёвна поросли мхом. Вокруг деревянный настил, несколько вёдер для купальщиков и, леденящее душу, безмолвие. Линда давно не встречала такого оглушительного безмолвия.
Стало совсем светло. Деревья, трава кусты, всё из чёрно-серого превратилось в тёмно-зелёное. Как по мановению волшебной палочки или как в детском калейдоскопе – повернёшь – стёклышки чёрные, ещё повернёшь – синие, потом оранжевые. Тишина такая тяжёлая и вязкая, что кажется, ни один человек из съемочной группы сюда просто не смог добраться. Папоротники по пояс, трава с ярко-красными ягодами, белоснежный гриб дождевик во всей красе и, буравящий ноздри, запах волшебной воды.
Это сюрреалистично… этого не может быть! Люди, живущие на планете Земля, скорее всего, не в курсе, что существуют такие места, иначе бы никто не жил в своей мегаполисной квартире с окнами на мануфактуру. Тут бы новые, сбежавшие из городов, схимницы передрались за вместительные дупла деревьев, и отшельница Алипия осталась без жилья. Сказка, сон, другая форма жизни, другая галактика.
– Раздевайся! Камеры ждут! – Пока она закатывала глаза и купалась в ощущениях, Вальдемар, скинув с себя одежду, уже заплавал в зеленоватой гуще. Маленький ужонок из травы высунул голову, заглянул в купель и тут же снова уполз.
– Не… я на такие подвиги не способна, – она до сих пор не верила, что должна лезть в воду, – ты поплавай, зая, а я как настоящая Пенелопа подожду своего Одиссеюшку на берегу, ладушки? Я и плавать то не умею, – глупо захихикала Линда, – а это чего? Ты уже и в плавки успел переодеться? – Линда подобрала с влажного настила и теперь держала в руках упавший свитер Вальдемара, а рядом на лавке лежали его спортивные рейтузы и нижнее бельё.
– Что значит «не способна»?! Лезь, давай! По статуту жена обязана «бижать у Святу купель и описля купания делать физични вправки!». Ты что забыла?
– Отнюдь! Я согласна делать «вправки», а купаться не хочу, не будешь же ты меня насильно заставлять. Понимаешь, я просто не-хо-чу, – по слогам повторила она, – разве это не понятно? Простите, на улице начало двадцать первого века, и я из страны-родоначальницы мировой демократии. Так вот, многоуважаемый юннат, европейское гражданство и Конституция – основной свод правил моей страны… – Линда жестикулировала и становилась в эффектные позы как опытный адвокат на крупном судебном процессе, – …позволяют мне произнести короткое, но ёмкое слово «нет!». Ты знаешь, что двадцать восьмого октября тысяча девятьсот сорокового года греки ответили итальянскому фашисту-диктатору Бенито Муссолини на его предложение сдаться? Они так и ответили ему:
– Охи! Нет, Бенито Александрович! Ми фашизм ни хочим! Ми без вам харашо живиом! Ухадите вон! – и Бенито пошёл вон. Так вот, дуся, я сейчас от имени всего греческого народа отказываюсь бултыхаться в купели и отвечаю вам не хуже греческого правительства:
– Охи! Кстати, с тех пор, Вальдемар, каждого двадцать восьмого октября мы празднуем всей страной день «Охи»! День отказа от капитуляции. Так что-уж простите, и пусть я состарюсь когда придёт время, а ты оставайся молодым. Чего трусы тут твои лежат, спрашиваю?
Вальдемар паузу затянул. Обиделся, что ли или обдумывает услышанное? Наверное, за неконтактных греков переживает.
– Трусы лежат там, потому что в заповеди написано – не стирай в Святой купели белья своего, – через минуту бесстрастно ответил Вальдемар, как будто ничего и не было. Молодец, однако! Умеет брать себя в руки.
– Ты там что, голый?! – Её осенило не вдруг.
– Конечно!
«Ого! Какая неожиданность! Раздетый мужчинка в пустом лесу. Щекочет, однако! И он ещё хотел, чтоб я туда к нему голая залезла.»
– Счастье, тебя миллионы по телевизору смотреть буду, – Линда на самом деле очень удивлена, – и в интернете потом ещё другие миллионы.
– Да пусть смотрят! Что может быть в мире прекрасней здорового и красивого тела?! Ваши греки ещё раньше это поняли, даже на Олимпиадах атлеты состязались голыми.
– Да, но на Олимпиады женщин вовсе не допускали, не правда ли? Ладно я-врач, можно сделать скидку, я не в счёт, но в кустах Инка сидит, Таня, Юлька маленькая.
– Правильно! – Вальдемар изо рта пустил тонкую струйку, – Это я дёсны полощу. Очень полезно в купели дёсны полоскать. Так вот: они совершеннолетние, а каждый совершеннолетний сам решает на что ему смотреть, на что нет.
Это было логично, Вальдемар прав. Не нравится – не смотрите! Ему хочется плавать голым, он и плавает. И «Кама-сутра» у них на полке вовсе не на показ, а всегда там лежит, потому, что стыдиться действительно нечего. Наши греки как настоящие южане вообще постоянно только о сексе и говорят. То говорят, то занимаются, то говорят, то занимаются. А если не занимаются, то мучаются и страдают от «агамии» (воздержание (Греч.). Тогда зачем стесняться?
Но было холодно на самом деле. Линда так и не поддалась никаким уговорам, не вняла проповедям ни о «полезности», ни о «вечной красоте и молодости», и в купель не полезла. Её просто облили святой водой из ведра, не всю облили, половину. Потом они мокрые на, поваленном ветром, дереве качали пресс, потом пошли домой. Надо было уже «папиньке» готовить завтрак и провожать его на работу. Где работал «папинька», Линде выяснить не удалось. Инка расплывчато объяснила про «квартиры», «продажи», «ремонты», «риэлтерские услуги», одним словом – ничего определённого и внятного. Единственное что было понятно – опаздывать на работу «папиньки» ну никак нельзя и вести ему себя следует строго и импозантно. И ещё, оказывается «тату часто працюе вдома або займается вивченням нимицкой мови. Вин любить, коли йому нихто не заважае це робити»! Вот это «тату»! Вот умный мужик. Не останавливается на достигнутом, всё движется вперед и вперёд, постоянно работает над собой, усовершенствуется, немецкий вот учит. И это всё в свои пятьдесят. Ну, какой же умничка. Видно и хозяин у него такой… как сказать… очень помогает ему, советует, направляет его в нужное русло всё время. Скорее всего, Вальдемар ценный работник и у него есть шанс получить повышение по службе.
На фоне апатичного и ленивого настоящего супружника Андрюшки, Вальдемар выглядел самим совершенством. Было очевидно, этот человек никогда не расслабляется и не устаёт, всё у него под контролем, всё вовремя и как надо. Работа в руках горит. Он знает, чего хочет. Он делает и сделает что возможно, и невозможно для достижения своей цели. Тем не менее – человек не идёт по головам. Он мягок, интересен, уважителен. Вон как они с Инкой шепчутся. Только у Линды появилось тихое подозрение, что Вальдемар не просто с ней обсуждает криминальную хронику Пакистана, а постоянно получает от Инки инструкции. Она несколько раз ловила её одобрительные взгляды, обращённые не него.