Бульвар Постышева
Шрифт:
Милиционер был бессилен, что-либо сделать, хотя обозначил попытку, все-таки мирно (под протокол) побеседовать. Начал заходить издали.
— Слушай, голова кружиться, не соображаю — могу такого нагородить. Поймали наркоманов? — вставил Архип в паузу между его мягких вопросов.
— Одного поймали со сломанной челюстью.
— Кто такой?
— Седой, пожилой, в клетчатой рубахе, — зачем-то про рубаху сказал милиционер. — Был такой?
— Нет, — ответил Архип. — Кажется, не было. Там все молодые были.
А на душе просто расцветали сады — сломал, значит, челюсть! Это я его прикладом! Это хорошо! Значит, возможно, где-то в соседней палате лежит. Не один я маюсь! И тут же пришел вопрос:
— Мне бы посмотреть на него, в какой он палате?
— Он не здесь, он на рынке.
Ещё лучше! У Архипа, честно говоря, не было желания лежать с ним по соседству и, вообще, общаться с ментами.
— А как Ринат? Жив татарин? — вспомнил Архип.
Он почему-то был уверен, что Рината уже нашли. А как иначе? Ринат должен объявиться, а то, действительно, с оружием могут быть проблемы.
— У того всё нормально — отделался ссадинами. Дома. С похмелья болеет. Вкратце рассказал, что и как, но не всё. Так с чего всё началось? — не унимался оперуполномоченный.
Настроение ещё более улучшилось.
— Давай, дня через три — мне даже говорить больно — кровь горлом идет. Хорошо? Не обижайся, — Архип, от полученной информации, решил не хамить и не ссориться с властями. — Потом сам позвоню, и переговорим. Оставь свой телефон.
— Мы перешли на «Ты»? — улыбнувшись, спросил молоденький опер.
— Да, — однозначно ответил Архип.
Милиционер хмыкнул, достал свою визитку, накарябал на ней номер сотового телефона, и положил визитку на тумбочку возле Архипа.
— Вот — в любое время. Звони.
— Позвоню, — пообещал Архип.
— Ну, всё, выздоравливай, — милиционер поднялся.
Прежде, чем выйти за дверь, он оглянулся, посмотрел на Архипа, непроизвольно улыбаясь, и добавил:
— Да, круто они тебя.
— Ленту заклинило, — попытался пошутить Архип, намекая на пулемет, Анки-пулеметчицы, кто понимает.
— Какую ленту? — милиционер разворачивался, чтобы остаться.
— Иди уже, — махнул свободной от иглы, перевязанной рукой Архип, — позвоню.
— Понял! — сказал оперок и вышел.
— Чего? — спросил Архип у невольных, молчаливых слушателей — соседей по палате, остолбеневших от таких прелюдий к разговору, не поняв ни хрена, кроме того, что идет следствие, есть ружье, ножевая рана руки, кто-то ещё в больнице с поломанной челюстью, и какой-то татарин Ринат жив. — Чего застыли, милые? Семерых завалил, восьмой ушел. Сейчас на рынке с переломанным ебалом. Слышали? Наполните глаза свои надеждой. Вы меня всё равно не узнаете, встретив на улице, а я вас всех хорошо запомнил! Все-ех! Хорошо-о! — и после паузы добавил: — Шучу! Не переживайте. Всё, я — спать!
Закрыв щёлочки глаз, он прислонил замотанную голову к холодному железу кроватной спинки, проглотил кровь и растворился в своей усталости. Баю-бай!
В одиннадцать открылась дверь, и Покуль начал хохотать. Такого развороченного мусала он ещё не видел. Тем более, у Архипки. Он не мог остановиться и разбудил всех, кто спал в палате. Архип открыл глаза.
Юлька стояла рядом с Андреем, не веря своим глазам — она бы в жизни не узнала Архипа. Слезы навернулись сами собой.
— Не плач, Зайчонок, — сказал он ей, — иди сюда. А ты, урюк, прекрати ржать — больных напугаешь! — сказал он Покулю.
Покуль, вытирая глаза, ответил:
— Ну, прости-прости. Сам бы на себя посмотрел! — и снова стал ржать.
— Идиот, — сказал Архип Юльке, показывая на Андрюху. — Не обращай внимания. Телефон принесла?
— Да, заспешила Юля, вытаскивая из сумки всё, что принесла. — Вот, ещё постельное белье, халат, пижаму купила. Тут сок, вот морс. Тут курочку мама сварила. Вот ещё книгу…
— Блокнот и ручку не забыла?
— Забыла, — расстроилась Юлька.
— Я в низу куплю, — выручил её Покуль, потирая глаза, — сейчас вернусь, а то лопну.
И он быстро вышел из палаты.
— Я так испугалась, — Юлька боялась даже смотреть на разбитое, опухшее и посиневшее лицо Архипа, поэтому только гладила его ладонь и смотрела на перемотанную руку. — Больно?
— Ерунда, до свадьбы заживет, — обнадежил её Архип.
— У нас весь подъезд в крови. Старухи, когда я к тебе пошла, на меня так смотрели!..
— Покуль с тобой был?
— Да, он и привез меня.
— И что он им сказал?
— Кому?
— Старухам.
— А? Сказал, что с ними так же будет, если они не помоют стены.
— Узнаю брата Колю, — улыбнулся Архип (но его улыбка была похожа на раздавленную грузовиком банку сгущенки).
Он заметил, что Юля почти не смотрит на него.
— Не переживай, — Архип пожал Юлькину руку. — Пару дней — и я дома. Долго тут валяться не буду. Заживет.
— Нет, ты уж давай лечись. Я справлюсь.
— С чем? С хозяйством? С гусями и коровами? — Архи даже хотел засмеяться, но резкая боль в правом боку осадила его. — У-у, — простонал он и схватился за бок.
— Что? — Юлька с испугом посмотрела на него.
— Ничего — бок колит.
— Ты цел? Что там? — Юлька тихонько потрогала бок.
— Да, фигня — пару ребер сломали. Может три. Потом рентген сделаю — узнаю. Ерунда. Ребра — ерунда.
Юлька ему не поверила, и слезы опять заблестели в глазах.
— Тыс-с! — Архип приложил палец к губам. — Не реви. Всё нормально, Зайкин.