Буревестник
Шрифт:
– Я тебя не спрашиваю. Это мой дом, и мне здесь никто больше не нужен. Возвращайся к семье и друзьям.
– Нет!
– Семь тысяч. ... Восемь.
– Хватит! Никуда я не уйду!
– Десять!
– Нет!
– Почему!?
– ...
– А как же твой кумир Марлон?
Скрестила руки на груди.
– Я уже не ребёнок.
– Да, конечно. Ты очень хорошая девушка. Я хотел бы тебя полюбить. Я старался... Но... моё сердце - как стакан, который наполнили и сунули в морозилку. Понимаешь, что с ним сталось? Оно треснуло от края до края и кажется целым лишь потому, что примёрзло ко льду, распирающему изнутри. Оттай его - и оно развалится! Твоя красота, доброта... меня просто убивают.
– А как же моё?...
– Ничего не выйдет!
– Посмотрим!
Она убежала на кухню, стала там свирепо хлопать дверцами и грохать посудой.
Спускаюсь в подвал. Стыд и ужас! Я запер Дина! Хоть бы он этого не заметил!
– Доброе утро! Как спалось? Мэриан уже готовит завтрак.
– Я не буду есть.
– Ладно. ... "Бурю" прочитал?
– Да, но говорить о ней сейчас не смогу, обмозговать всё надо хорошенько.
– Дин, мне неловко просить, но... возьми что-нибудь из моей одежды. Хотя бы рубашку или... не знаю, носки, бельё какое...
– Почему нет. Выбери, что тебе не нужно. Но уж тогда ты моё барахло постирай и сам носи. Считай, побратаемся.
Что же мне отдать? То, в чём я схватил Миранду на улице? Да я уж и не помню, в чём тогда был. Помню только, в чём хоронил её. И что она заставила меня снять в тот проклятый вечер. К этой одежде я прикасаться не хочу: противно. Подарю похоронное.
Мэриан уговорила гостя съесть хлеба с джемом и выпить кофе, а я вызывался подбросить его до Льюиса под тем предлогом, что у меня самого начинаются курсы.
Всю дорогу Дин молчал, курил, глядя в окно, вздыхал и ёрзал. Я мог только догадываться, что его гложет. Не доезжая милю до города, он попросил высадить его, проветриться, мол, хочет, прогуляться. Я так и сделал.
В школе вождения меня заставили купить кое-какие учебники, обновлённые правила дорожного движения. На первом уроке инструктор много говорил про скорости и аэродинамику, на втором - про травматизм. Потом нас выпустили на двор потренироваться на облезлом драндулете. Я был в группе самый старший, и другие курсанты глядели на меня насмешливо. Шебутной зубоскал-десятиклассник в кожанке и джинсах не утерпел и подошёл с такой репликой:
– Э, чувак, что за тухлый прикид? Ты будто из богадельни удрал.
– Зато ты, - говорю ему, глазом не моргнув, - такой, блин, франт, что Джонни Стреблер снял бы кепку.
Он и его дружки махом просекли, что я в теме и, что называется, стушевались. Парень поумней отвёл меня на три шага и дал бумажку с телефоном:
– Если захочешь реально модняво пришмотиться, звякни по этому номеру, спроси Эймоса. Бабла не жалей. Чел возит товар из самой Монтаны.
Козырнул мне, отошёл, и больше меня никто не дёргал. Только вот прокатиться мне пришлось в одной фуфайке, без пальто. Как бы опять не заболеть!...
Фарцовщик оказался тем самым усачом в сомбреро, которого я видел у Ленни. Ясно, что все они одним миром мазаны.
– А, это ты, - протянул он с зубочисткой во рту, - Давно пора.
Вытащил из-под кровати два баула, порылся в чёрно-сине-коричневом ворохе и кинул мне пару штанов, голубую джинсовую рубашку, две куртки - чёрную, как у киллера, и бежевую, как у пастуха.
– Выйдите на минутку, сэр.
– По кой пёс?
– Мне надо примерить.
– Тх! Бриттанцы, мать вашу!...
Но вышел. Я крайним патриотизмом не страдаю, так что пропустил его вяканье мимо ушей и облачился по-американски. Всё подошло, но денег не хватило. Эймос согласился отложить мои покупки до завтра.
Дома меня ждал суп с лапшой на куриной бульоне. Поев, я завалился спать. Не помню, видел ли Мэриан. Скорее всего, нет.
Зато вечером, когда я встал, она уже сидела в гостиной, читала, вроде "Эмму", а одета была - святые небеса!
– в то платье, в котором Миранда думала, что я её отпущу. И оно на ней смотрелось отлично. Волосы она гладко расчесала, подвязала шарфиком так, что лоб весь открылся, а они свободно свисали на спину. Глаза ее казались крупней мирандиных, потому что были темней. И много других отличий: округлые щёки, губы более пухлые, линия подбородка не такая резкая.
Мне стало жутко: сейчас начнёт флиртовать. Но и деваться было некуда.
– Добрый вечер, - говорю, - Спасибо за обед.
– На здоровье. Можешь меня сфотографировать? Хочу послать карточку родителям.
Никаких ужимок, глазок и прочего.
– Хорошо.
Настраиваю аппарат, спрашиваю:
<