Буревестник
Шрифт:
Кармен немного очнулась, зовёт:
– Кэролайн!
– Её нет, - отвечаю, - Ушла погулять.
– А вы что здесь делаете?
– Просто смотрю, чтоб с вами ничего не случилось. Как вернётся ваша тётя - я сразу отчалю. Не обращайте на меня внимания. ... Вам, может, водички подать и какое-нибудь успокоительное?
– Если не трудно.
–
Сказала. Приняла. Ушла к себе в спальню. Я подождал немного и сам туда направился.
– Извините, но я вас одну нипочём не оставлю. Вы спите, а я сяду в уголок, почитаю что-нибудь.
Она отвернулась к стене, а я порыскал по книжному шкафу, нашёл "Заводной апельсин". Блин, ну и понаписали! Половина слов на каком-то непонятном языке. Похоже, как теперешние малолетние хулиганы промеж собой базарят. Не хватало ещё, чтоб такая шелупонь в литературу ломанулась!
Осилил я страниц шесть, отложил, полистал альбомы с картинами, ради любопытства - учебник анатомии. Тут слышу - входная дверь хлопает.
Спешу в прихожую, чтоб не компрометировать Кармен.
Кэролайн была навеселе и, увидав меня, перепугалась.
– Вор!
– заверещала, - Вор! Минни!
– Тише, - говорю, - Она только задремала.
– Так вы её друг? Она не говорила... И я не разрешала ей водить домой...
– Ей стало дурно на улице, и я её привёз. Она совсем плоха - разве вы не видите? Голодает, плачет постоянно.
– Нам всем тяжело. Мы потеряли очень близкого человека.
– Не похоже, чтоб вы-то сильно страдали: пьёте, шляетесь...
Я мог продолжить, но она отвесила мне пощёчину, да такую, что искры из глаз посыпались, обругала паршивым сопляком и велела проваливать, чтоб ноги моей больше не было в её доме.
Идя к фургону и держась щёку - то ли у шалавы богатый опыт, то ли следы стычки с Эймосом дают себя знать - я понимал, что если буду дальше распускать нюни и искать пятый угол, то на моей совести окажется ещё одна смерть. Но что тут можно сделать?
Сажусь за руль, пускаюсь в путь.
Кармен убеждена, что Миранда, будь она жива, прислала бы ей письмо. Значит, надо это письмо состряпать. Образец почерка у меня есть. Под манеру тоже можно подстроиться. Нужен только мастер каллиграфии, который всё оформит.
Хотя час был поздний, я зарулил в Льюис к новым знакомым. Дин с бригадой покамест обходил дозором город. Меня накормили жареными креветками по испанскому рецепту, Тея спела старую ирландскую песню "Пегги Гордон", а там и пожаловали самозваные рейнджеры, семь персон, одна другой краше.
– Где были?
– спросили девушки.
– Да мишек гоняли по околице, - сказал Дин.
Мишками они называли тедди-ненавистников, на которых охотились, как волки на косуль.
Чернокожий снял в обеих рук окровавленные кастеты, и Эймос прокомментировал:
– Таргет сегодня оттянулся по полной.
– А я одному котелок продырявил, - похвастался Блайндер, стриженый под горшок пролетарий в чёрной восьмиклинке и брендовом пальто явно с чужого плеча.
– Голову?
– уточнила, пыхнув сигаретой, Венди.
– Не, шляпу, - ответил пижон, показушно перезаряжая кольт.
– У нас гость, - сказала Тея, и только тут они заметили меня.
Надо признаться, я умею делать такое выражение лица, что становлюсь как бы невидимым, отсутствующее выражение. Я открыл это в себе ещё школьником и пользовался, если не хотел платить за проезд в автобусе или отвечать у доски.
Их напрягло не само моё присутствие, а то, что я застал их врасплох.
– Этот фофан начинает действовать мне на нервы, - огрызнулся Эймос, - Дин, убери его.
Мориарти вывел меня во двор, там мы поговорили.
– Мне срочно нужна помощь в одном важном деле.
– Насколько важном?
– Вопрос жизни и смерти!
– Развивай.
– Надо подделать почерк.
– На документе?
– Нет, обычное частное письмо. Образец есть, текст будет.
– Какой срок?
– Неделя.
– Сколько готов заплатить?
– Сколько угодно!
– Друг - на будущее: никогда никому так не говори.
– Тебе уже сказал.
– И за этот косяк одолжишь мне фургон на неделю. Плюс двести фунтов.
– На чём же я буду ездить?