Бурундуков, Мамедов и др.
Шрифт:
Она втиснула голову в ладошки, склонившись над столом, возможно, тоже собиралась с мыслями. Это же не просто тест, а на совместимость! На всю жизнь! На проверку слуха уговора не было, но она, применив новую тактику, прошептала еле слышно:
– Боже! И какой был смысл…
– Дьявол! Никакой ерунды не было.
– Чтобы я ещё когда-нибудь согласилась пойти к этой женщине…
– Ты всегда отказывалась лежать с тем мужчиной.
– Идиот!
– Умница.
– Тебя мама в детстве не роняла? – похоже, задания всё усложнялись.
– Меня папа в старости поднимал.
– Проклятие Господне! Наказанье!
– Чёртово прощение. Поощрение.
– Ты глухой? Говорю, не юродствуй!
– Я всё слышу. Молча молись.
– Ты на самом деле душевнобольной или я тебе не нравлюсь?
– Я понарошку физически здоровый, ты мне нравишься.
– Пошёл вон!
– Вернись.
Я видел: мной недовольны. Но почему? Я же стараюсь! Похоже, всё безнадёжно, потому что с каждой фразой она старела, сжималась, горбилась, словно её ударили, и вдруг… воспрянула и проговорила чётко каждую букву:
– Я т-е-б-е н-е н-р-а-в-л-ю-с-ь!
– Т-ы м-н-е н-р-а-в-и-ш-ь-с-я, – повторил я.
Что-то промелькнуло в сливах-глазах, может быть, блик лампочки или вино просочилось в кровь бодрящим нектаром, но этот блеск оживил, воскресил увядающие лепестки вчерашних цветов.
– Я дура, – скороговоркой произнесла она.
– Ты умная, – согласился я.
– Уродина!
– Красавица.
– Грубая!
– Нежная.
– Тяжелее воздуха!
– Воздушная, – я замер, украдкой покосился, уверенный, что засыпался, ответил неправильно. Но девушка светилась. И белое каре волос с тёмным и алым придавали лицу ангельский, именно воздушный оттенок.
– Хитрая!
– Честная.
– Страшная!
– Прекрасная.
– Громоздкая!
– Миниатюрная.
– Дикая!
– Дом… Декоративная.
– Ты меня ненавидишь?
– Я тебя люблю…
Мы прожили вместе уже пять лет, наш маленький сын недавно стал бормотать что-то вроде «мама». Я работаю кассиром в Сбербанке и горжусь оказанным доверием. Друзья часто спрашивают: неужели я ни разу не ссорился с женой? Что им ответить? Просто я любим, люблю и счастлив. И какое чудо всё-таки придумали – тест на совместимость! Вот только не знаю, когда он закончится…
1994 г.
Монополь
Если вы имеете хоть какое-то представление о том, что такое детский лагерь отдыха со всеми его правилами и режимом, то, надеюсь, не осудите нашу скромную компанию, которая регулярно после отбоя выбирается за территорию. И за полночь сидит у спокойного, гладкого лесного озера, слушая песни лягушек, комаров и разнообразных, внезапно проснувшихся птиц.
Наша компания – это Рита, Влад и я. Что касается Риты, то это обыкновенная, хотя и симпатичная девчонка. Но она слишком уж любит напускать на себя сверхтаинственный вид, и при этом её тёмные чайки-брови приподнимают пушистые изогнутые края, что действительно придает её лицу ведьмоватое выражение. Надо ли говорить, что инициатором всех этих ночных вылазок была именно она?
Владик имеет особенность молоть полную чепуху с таким серьёзным видом, что ему невольно хочется верить, но в основном он предпочитает не рассуждать, а если и говорит, то с неподражаемой иронической интонацией. Он выше меня чуть ли не на полголовы, подтягивается на турнике в два раза больше и не скрывает своё подчёркнуто любезное отношение к Рите. Но бич Влада – его уши. Они до того огромные и оттопыренные, что если бы Влад умел махать ими, то непременно бы взлетел.
О себе не хочется распространяться. В принципе меня зовут Женя Стреклинский, но где бы я ни находился: в школе, во дворе или в этом лагере отдыха – все почему-то с первой встречи начинают звать меня Стрик. О своей внешности я имею довольно поверхностное понятие, потому как то, что показывает зеркало, меня абсолютно не удовлетворяет: нечто уж слишком конопато-рыжеватое, напоминающее подстреленного воробья.
Я, Влад и Рита учимся в одной школе, более того – в одном классе. Всем мы уже перемыли косточки, не отводя глаз от лунной поверхности озера, выяснили друг о друге всё, вплоть до последнего лейкоцита, а индивидуальный запас анекдотов давно стал общим достоянием нашей маленькой компании. Словом, так получилось, что на этот раз говорить было не о чем.
Ночь к тому же выдалась безлунной, тёмной и пасмурной. Ветер сдувал даже крепко присосавшихся комаров. Редкая рощица на берегу внезапно стала тесной и зловещей. А из нашего мирного озера в любую минуту была готова появиться любопытная головка лохнесского чудовища. Рита, как обычно, когда что-то не ладится, напустила на себя отрешённо-скучающий вид, как бы говоря: «Я здесь ни при чём. И знать не знаю, зачем меня сюда затащили». Влад мял в пальцах травинку, выпятив нижнюю губу, что в сочетании с ушами придавало его лицу комичное и неземное выражение. Я кутался в куртку и думал о том, как хорошо бы сейчас в тёплой постели смотреть десятый сон. Все молчали.
– А вам не кажется, – тихо, словно сама себе, произнесла Рита, – что сегодня необычная ночь.
– Кажется. Холодно чертовски, и комаров больше положенного, – пробурчал Влад.
– Нет, – досадливо отмахнулась Рита, тут я почувствовал, что она хочет сказать, ибо подобные чувства переполняли меня самого, – сегодня должно произойти что-то ужасно страшное и безобразное.
– Естественно. Если Стрик вспомнит новый анекдот.
И мне захотелось что-нибудь такое вспомнить, чтобы этот лопоухий умник заткнулся. И я вспомнил! Ей-богу, вспомнил!
– Кстати…
– Ну вот. Самое страшное уже началось, – Влад сорвал новую травинку.
Рита повернула ко мне глаза, полные ожидания, и я не мог замолчать:
– Чебурашка идёт ночью по кладбищу, видит: мужик на могиле сидит и крест красит. Удивился Чебурашка и спрашивает: «А вы их не боитесь?» «Кого?» – не понял мужик. «Ну… покойников». – «А чего нас бояться? Мы ведь не страшные…»
Я оглянулся с видом победителя, но узрел только насмешливо выпяченную губу Влада и разочарованное личико Риты.
– Стрик, – трагически задребезжал её голосок, – ты это рассказывал уже десять раз.
Я понимал свой промах, совсем же не это хотел рассказать – то, что вспомнил, было гораздо глупее, может, потому и забавней. И когда они окунулись в тоску ночи, я внезапно начал:
– Идёт горбатый мужик ночью по кладбищу. Вдруг слышит голос из-под земли: «Мужик, ты горбатый?» «Да, – говорит, – горбатый». – «Нет, мужик. Ты не горбатый». От страха сам не свой домой прибегает, смотрит в зеркало, а горба-то и нет. От радости звонит своему хромому другу и взахлёб рассказывает, что произошло. А тот, сообразив что к чему, почесал на кладбище. Идёт и слышит: «Мужик, ты горбатый?» «Нет, – говорит, – я хромой». Из-под земли отвечают: «Нет уж, ты – горбатый!»