Буря на Волге
Шрифт:
В это время Степаныч, гасивший свечи в алтаре, поддерживая больную голову, размышлял: «О господи, нет ли чем полечиться из батюшкиных запасов, хранящихся в алтаре, на всякий случай от кашля... Господи, благослови, никак белая?» Отхлебнув из горлышка, утер рукавом бороду и, поглаживая под ложечкой, зашептал:
— Вот это уж истинный Христос прошел.
Молящиеся шли приложиться к кресту и облобызать пухлую ручку батюшки. А Степаныч, взбираясь на колокольню, все еще твердил:
—
Он нацепил на правую ногу веревку от большого колокола, на левую от среднего, а в обеих руках зажал веревочки от пяти мелких колоколов.
Когда он увидел, что народ выходит из церкви, то приступил к заключительному номеру. Вот здесь у него проявилось истинное служение долгу. Такие он выделывал на колоколах мотивы, что можно было идти вприсядку, камаринского плясать. Тут у Степаныча пришло все в движение: он и руками, и ногами работал, и головой притряхивал, и даже прищелкивал языком.
Выходивший последним из церкви батюшка позавидовал дарованиям сторожа. И боясь, чтобы эти чудесные мотивы не потонули в воздухе без всякого внимания, он подобрал повыше свою рясу, намереваясь пуститься вприсядку, да увидел впереди пристава под ручку с Байковым и подходившего к ним Днищева. Днищев поздравил с праздником сватов. Они пошли втроем по празднично подметенным улицам. Пристав приглашал к себе Байкова отобедать и попить чаю. Байков в первую очередь тянул к себе пристава.
— Иван Яковлевич! Ваше благородие! Ей-богу, лучше ко мне! — кричал Байков.
— Как же, Никифор Прокофьевич,— отнекивался пристав.— Меня ждет Александра Федоровна.
— Нет уж, вы идите ко мне! А насчет Александры Федоровны мы похлопочем... Петр Ефимыч! Вы бегите к супруге Ивана Яковлевича и всеми средствами тащите ее ко мне. Да и сам тоже приходи! — крикнул вдогонку Днищеву Байков.
В байковском доме стол уже был накрыт белой, как снег, скатертью. Всякие напитки и кушанья были расставлены на нем.
Пристав, первым переступив порог байковских хором, перекрестил подбородок.
— С праздничком, детки! — поздравил он сидевших за столом дочь и зятя. — Все в церкви, молятся, а вы за столом, безбожники! Наверное, все целуетесь пока больших-то нет?
— Да уж, слава тебе, господи, любо-дорого глядеть, как голубки воркуют, — прервав речь пристава, выскочила из-за печки, низко кланяясь, жена Байкова - Анфиса Пантелеевна. — Наконец-то, родненький, пожаловал! ждали, ждали.
— Извини, свахонька. Служба государева, все дела...
— Садись, родной, садись.
Пристав улыбнулся, окинув стол глазами знатока, и присел рядом с зятем. Вошел хозяин.
— Ты, Пантелеевна, светленького поставь, Иван Яковлевич лучше его уважает.
Появились бутылки водки, жбан с шипящей медовой, разливалась в тарелки стерляжья уха. Явился Днищев с Александрой Федоровной.
— Вот он как, толстый! — заголосила Плодущева. — Я его дома жди, а он вон залетел куды!
— Это я его, свахонька! Приступом взял! Ничего, что без погон, я, брат, герой! — весело потирая руки, топтался около гостей Байков.
— Со светленькой начнем? — спросил, наливая стаканы, Байков.
— Ну, с праздником, со свиданьем!
— Дай бог, не последнюю! — весело крикнул пристав, поднимая стакан.
Выпили, приступили к закуске. Днищев во время обеда перекинулся несколькими словами с хозяином и приставом о новостях в городе, а также шепнул на ушко обоим о Ланцове. Байков с приставом многозначительно переглянулись, но общий разговор продолжался так же шумно и в том же веселом духе.
— Трахнем по маленькой! — предложил Байков, наливая стаканы.
Но пристав в это время насторожился. Брови его вопросительно поднялись, а глаза еще больше выпучились.
— Петр Ефимыч, взгляни-ка, кто там проскакал?
— Стражник какой-то к вашему дому, — сообщил Днищев, высунувшись в окно.
— Меня ищут, — произнес пристав, высунувшись в другое окно.
А стражник на взмыленной лошади катил во всю прыть к дому Байкова.
— Вот ведь наша служба, — сказал Плодущев, посмотрев на Анфису Пантелеевну. — Ни выпить тебе, ни закусить не дадут. И рад бы иногда забежать к вам, а оно вот всегда так...
— Здесь вашбродь? — подбежав к окну, козырнул стражник.
— Ну здесь. В чем дело? — сердито крикнул пристав.
– Вашбродь! Срочный пакет от господина Чекмарева!
— Подай свода! — пристав выхватил пакет, разорвал трясущимися руками. При чтении глаза его забегали, брови насупились.
— Дело дрянь, сват! Твои рабочие взбунтовали на пристани...
Байков выскочил из-за стола и забегал по комнате.
— Как же теперь, сват!
— Ничего, ничего! Я сейчас с командой задам им жару... — застегивая китель, торопился пристав.
— На-ко, еще на дорожку-то! — совал налитый стакан Байков.
— Нет, нет, не могу, служба...
— Как же мне, сват?
— После, после! На пароходе, когда усмирю.
— Батюшки, что это за напасть, — голосила Плодущева. — Ты сам-то уж больно вперед не лезь!
Но пристав уже не слушал слов супруги. Запыхавшись, он бежал в участок.
— Живо! Лошадей! Оружие! Бунт! — кричал он.
Глава седьмая