Буря на Волге
Шрифт:
А однажды вот через Стрый переправлялись, тоже за языком. Многих тогда побили, а я как-то уцелел. А когда вернулся в роту, командир спросил: «Младший унтер Тычкин! Что это вороны тебе расклевали картуз?» Снял я фуражку и сам не пойму: повыше кокарды дырка, а верх распорот. Если бы на вершок ниже, получил бы березовый крест. Вот как они, кресты-то, доставались, — закончил Тычкин.
Утром следующего дня Чилим отпросился у ротного сходить к Бабкину.
— Явился! — крикнул Ефим, встречая Чилима.
Вскоре Бабкин истопил хозяйскую баню, и раздался его
— Васька! Пошли париться!
В густом пару жаркой бани Чилим бил себя по спине и бокам березовым веником, приговаривая:
— Вот это по-нашенски, вот это по-земляцки! А ну-ка, поддай пожарче!
— На, на, не жалко, только совсем не запарься.
После бани выпили по маленькой, и на следующее утро Чилим возвратился в роту, где уже ждал его ротный командир. Тычкин сообщил, что Чилиму разрешен двухмесячный отпуск по болезни. Увольнительный билет подписали командир полка и полковой комитет.
Чилим поблагодарил командира и начал готовиться в отпуск.
Глава десятая
В августе семнадцатого года в Петрограде и Москве с каждым днем все сильнее развертывались революционные события.
А в то же время в ставку генерала Корнилова начали стекаться контрреволюционные офицеры. «Отборные», <благородные», преданные ему офицерские части Корнилов решил бросить на Петроград, чтоб разгромить и задушить там большевиков. Вместе с этим генерал готовился сдать немцам Ригу.
Вот тогда в госпиталь, где работала Надя, и пришел приказ — срочно эвакуироваться в тыл.
Погрузка в вагоны прошла благополучно. Поезд тронулся и застучал колесами на стыках. Тихая темная ночь. Раненые уже спят, и, видимо, все еще им снятся тяжелые бои: то раздается невнятная команда, то тягучее «ур-ра!». Но вот тяжело раненый Трошин подзывает Надю.
— Сестрица! Подойди на минутку. Вот чего, сестрица. Я, наверное, скоро умру, плохо я себя чувствую... А когда я умру, то не откажи в моей просьбе, напиши, пожалуйста, письмо моей жене Настеньке... Какая она у меня хорошая, как она любила меня! Ох, как любила... Но вот война нас разлучила, и что из меня получилось. Напиши ей так, чтоб она не грустила, что, мол, не я один, а многие умирают и у всех любушки остались дома, и ей тогда будет легче.
– Да ты выздоравливай, зачем думать о смерти, — успокаивала Надя.
— Нет, сестрица, чувствую, что больше не жилец, — сказал Трошин и отвернулся к стенке, замолчал.
В пути Иван Трошин выжил, но как только поезд остановился у вокзала Великие Луки, он скончался. Похороны состоялись на второй день, на городском кладбище. Надя сдержала данное ему слово — написала письмо Настеньке.
Страдания людей всколыхнули в голове Нади целый поток мыслей: на фронте и в госпиталях умирают тысячи таких Иванов, и у каждого где-то остались мать, жена, детишки или подруга, которые так же, как и Настенька, горько оплакивают их, загубленных войной.
— Что это такой грустный вид у нас? — спросила Горева.
— Тяжело мне, Валентина Викентьевна, — и Надя поделилась с Горевой своими мыслями.
— Все это, Надюша, я знаю, как и то, что, пока окончательно не победит народ, все равно мира нам не видать, все так же будут убивать и калечить людей.
— А когда она будет, эта революция?
— Уже готовится, ждем с каждым днем.
После разговора с Горевой у Нади немного отлегло от сердца, и она снова окунулась в работу.
Однажды, читая солдатам газету, она увидела объявление: «Открыты краткосрочные курсы фельдшеров и сестер милосердия». Надя тут же побежала к Горевой.
— Валентина Викентьевна, вот прочтите!
— Ну и что? — вопросительно взглянула в лицо Наде Горева.
— А вот что, Валентина Викентьевна, я тоже бы не прочь немножко поучиться. Чего это — три месяца? Можно, не бросая работу...
— Надо с Петром Васильевичем поговорить.
— Вы, может быть, сами поговорите, только поскорее, а то там наберут, — просила Надя.
Петр Васильевич вызвал Надю в свой кабинет.
— Ну, как, дочка? Значит, привыкла к нашей работе? Присаживайся.
Надя присела на край стула и начала разглядывать морщины на пожелтевшем, исхудалом лице врача.
— Нашему ремеслу хотите научиться? Очень похвально.
— Да, Петр Васильевич, хотела бы немножко познакомиться.
— Ну, что ж, очень хорошо. Советую вам записаться. Справьтесь и о времени занятий, а мы со своей стороны постараемся освобождать вас в эти часы. Если будет трудно, пс стесняйтесь, приходите, поможем.
— Спасибо, Петр Васильевич. Вы всегда такой добрый, — растроганно сказала Надя.
— Ну, этого я бы, пожалуй, не сказал, иногда бываю злой — то руку, то ногу отхватишь у солдата, это уж не добрым пахнет... — улыбнулся врач.
— Вы все шутите, — сказала Надя и, поблагодарив врача, вышла из кабинета.
Через три дня вечером Надя записалась на курсы и приступила к занятиям. Память у нее была хорошая, она быстро соображала и все записывала в тетрадку. Правда, нелегко было работать и учиться, но все же она курсы сумела осилить и горячо принялась за новую работу. Теперь Надя утешала себя тем, что в будущем она не будет ни от кого зависима и сможет вести свою жизнь как ей вздумается. Надю радовало, что все в госпитале довольны ее работой.
Горева получила известие о победе Великой Октябрьской социалистической революции. Она поспешила сообщить об этом Наде и торопливо вбежала в дежурку.
— О чем это, голубушка, распустила такие потоки? — удивляясь, спросила Горева.
Надя держала в руках письмо и молча всхлипывала.
— Домой, что ли, захотела? Соскучилась?
Надя молча передала бумажку. Это было письмо от Чилима. Он писал:
«Надюша, дорогая моя, в настоящее время я нахожусь в городе Киеве, лежу в госпитале. Был немножко ранен, но теперь уже поправился и прошу тебя не беспокоиться. Скоро меня, наверное, выпишут или домой, или в свою часть. Желаю здоровья и счастья.