Буйный Терек. Книга 2
Шрифт:
«Куда он гнет?» — опять подумал Небольсин, ожидая дальнейших слов Чегодаева.
— Скажите честно, вы любите ее? — вдруг спросил Чегодаев.
— Не знаю, — сухо, уже злясь, ответил Небольсин.
— И… и… у вас ничего с нею не было? — глухо произнес Чегодаев.
«Пошел вон!» — хотел было крикнуть капитан, но Чегодаев как-то съежился, посерел, показался ему столь маленьким и беззащитным, что слова застыли на устах Небольсина.
— Что с вами? — тихо, участливо спросил он, кладя руку на плечо Чегодаева.
Гость тяжело, порывисто дышал, а лицо его было так жалко, что Небольсин сказал:
— Вам плохо? Выпейте воды.
— Нет, Александр Николаевич, мне тяжело… Дайте слово, что то, что скажу вам, никогда, ни-ког-да не скажете никому, — прерывающимся шепотом, испуганно и умоляюще проговорил Чегодаев.
— Но что именно?
— Нет, дайте слово благородного человека, я верю вам и тогда скажу… — со страдальческой миной на лице продолжал Чегодаев.
— Даю… Клянусь вам в этом богом и честью, — пораженный его видом и беспомощностью, воскликнул Небольсин.
— Она… она вас любит… больше жизни, больше своей чести… она жить не может без вас… — опустив голову и обхватив руками лицо, еле слышно проговорил Чегодаев. — И я прошу вас, не лишайте ее счастья, не отриньте ее, если она… — он отвернулся.
— Что вы говорите! — воскликнул Небольсин. — Подумайте, что вы предлагаете…
— Я все обдумал, я все понял… Я понимаю, что выгляжу глупо, смешно, даже, может, оскорбительно для вас, но…
— Вы не любите ее? — стоя над поникшим гостем, спросил Небольсин.
— В том-то и горе, что люблю, да так, Александр Николаевич, что никто — ни вы, ни она — не поймет да и не поверит в такую любовь, — безнадежно сказал Чегодаев.
На глазах у Небольсина этот сухой педант, затянутый в вицмундир петербургский чиновник, с такой же, казалось, чопорной, затянутой в вицмундир душой, преобразился в глубоко страдающего, обойденного счастьем человека…
— Но как вы можете согласиться, чтобы ваша жена, которую так любите, могла…
— Так люблю, что и грехом этого ей не посчитаю… Так люблю, что и помнить о том никогда не буду…
Не ожидавший такого ответа, Небольсин растерянно глядел на него.
— Как же это возможно? — негодующе вырвалось у него. — Не понимаю!
— Потому что не любили так, потому что вы красивы, молоды и женщины ищут вас, Александр Николаевич. И дай вам бог никогда и не любить так. — Он поднялся, уронив чубук на пол.
Небольсин, пораженный его словами, молча помог ему надеть шляпу с плюмажем. У самого порога Чегодаев протянул ему обе руки.
— Я знаю, что вы встретитесь… иначе не может и быть. Прошу только помнить, что Евдоксия Павловна никогда бы не полюбила фата и недостойного человека. Честь имею кланяться… — Он церемонно, так, как поступают полупьяные люди, картинно и точно шагнул к порогу, вытягивая носки.
— Проводить вас, Иван Сергеевич? — спросил Небольсин.
— Нет, друг мой, не надо… — уже из прихожей ответил Чегодаев.
Небольсин сел у окна и долго оставался в неподвижной задумчивости, все еще не в состоянии постичь то ли величия, то ли унижения души его гостя.
— Александр Николаич, опять стреляться будем, опять дуэль? — негромко, тревожно спросил возникший за его спиной Сеня.
— Да нет, какие тут дуэли… здесь, брат, посложней да понепонятней дело… — вздохнув, ответил капитан.
— И слава богу… А и я так решил, что все миром закончится… Я сейчас этого генерала цивильного на улочке встренул. Идет он, ровно журавель, прямой, ноги, как рекрут, выбрасывает, по сторонам не глядит и сам никого не видит. Я было шапку скинул, а он прошел и не заметил меня… Видать, вы его добре напоили, — по-своему резюмировал поведение гостя Сеня, но, заметив, что Небольсин не слушает его, замолк и стал убирать со стола тарелки.
Глава 17
Слова полковника Клюге оправдались очень скоро. Полковник хорошо знал природу и характер мюридов.
Из далеких аулов приходили тревожные вести.
«Имам готовится к нападению на Грозную», «Кази-мулла готовит поход на Моздок», «Кази-мулла собирает ополчение в горах. Удар его намечен на крепости Владикавказскую и Грозную…»
Лазутчики русских сообщали:
«Объявлена поголовная мобилизация мужчин от шестнадцати до шестидесяти лет».
Русскими судами на Каспии были перехвачены быстроходные туркменские и персидские парусники, на которых нашли английское оружие, порох и мешки с серебряными и золотыми монетами. Пленные каюкчи сказали, что часть лодок успешно выгрузила оружие где-то ниже Дербента.
А тем временем по станицам возводились новые валы, рылись рвы, ставились перекаты.
Вельяминов внимательно следил за тем, что делалось в горах. Русское золото и отказ от предложенного Кази-муллой мира вносили в умы горцев разброд и смятение.
Генерал Вельяминов, человек энергичный и непоседливый, в ожидании набегов горцев на Грозную и станицы снова отправился в инспекционную поездку по затеречным районам. Чегодаев, полковник Пулло, казачий генерал Федюшкин поехали с ним.
Инспекционная поездка должна была быть короткой, не больше четырех-пяти дней, так как сведения, поступившие от лазутчиков и туземных приставов, говорили о том, что Кази-мулла уже готовится к набегу на русскую линию.
Вельяминов уехал, отдав распоряжение, чтобы на казачью линию были направлены офицеры штаба. Стенбок — в станицу Наурскую; Куракин — в Моздок; в Екатериноградскую — подполковник Филимонов; в Николаевскую — есаул Топорков; во Владикавказскую — капитан Небольсин. Атаманам станиц, начальникам гарнизонов и комендантам крепостей были разосланы приказы немедленно подготовиться к отражению ожидаемого нападения мюридов.
Оказия, с которой уезжали офицеры во Владикавказ и притеречные станицы, уходила в четыре часа дня.