Быть Корелли
Шрифт:
Изабелла сжала его ладонь в ответ. Алек дотронулся губами до её виска. Ужин пора было сворачивать, ему хотелось остаться с Изабеллой наедине.
— Я немного устала. Поедем домой?
Алек снова поцеловал её. Долго, тягуче, многообещающе. Изабелла отвечала, пылко прижимаясь к нему всем телом, лаская холодными до мурашек ладонями его лицо, шею, зарываясь в волосы. Ни на секунду не прекращая обнимать её, Алек вызвал официанта и оплатил счёт. Когда они выходили из зала, Бьянки Фальконе и Карлы Понтедра уже не было.
Изабелла знала за собой эту гадкую черту — резкую смену настроений. Тайком от Хамфри она даже пила антидепрессанты, думая что повредилась головой, увидев отца в петле. И сегодня она сама себя подвела — перестаралась, пока собиралась на ужин и почти у самого выхода поняла, что выбилась из сил. А после, увидев Алека в фойе — такого красивого, статного, в смокинге, ждущего её и только её — воспряла духом. Её сердце трепетало, как птица, когда он, осторожно касаясь, надевал ей на шею бриллианты. Которых она не заслужила. Не выстрадала. Изабелла почти привыкла, что подарки равно извинения, этот уравнение так плотно засел в голове, что она едва не расстроилась, когда Алек, кроме комплекта украшений наверняка баснословной стоимости, подарил ей её любимые «Амуаж…», которые навсегда остались в доме прокурора. Но Алек был искренен, он не пытался купить её расположение, ведь она и так уже отдала ему всё и отдаст ещё больше, стоит ему только намекнуть… И она снова была счастлива, глядя из окна его машины на вечерний Чикаго.
Она расстроилась, когда увидела Карлу и Бьянку в «Империал». Бьянка посмотрела на неё так, словно хотела убить на месте. Изабелла была шапочно знакома и с ней, и Карлой. Их представляли друг другу на одном из многочисленных приёмов, куда Осборн таскал её с собой, словно ручную собачонку, но ни та, ни другая не отнеслись к ней серьёзно и не удостоили даже парой фраз. Они демонстрировали пренебрежение всем своим видом — богатенькие дочки богатых папочек против девицы, которая с таким вот «папочкой» спит, наверняка не ради глубины его души и красоты тела. Все всё друг про друга понимали, а если не всё, то восполняли недостающее сплетнями. Изабелла не делала больше попыток с ними подружиться. И от этого столь пристальное внимание Бьянки пугало её, было ей неприятным. Но потом Алек обнял её — обнял так, чтобы все видели, показав этим, что ничего не стыдится — и Изабелла снова почувствовала себя счастливой. Они сидели рядом, дегустировали вино, говорили ни о чём и обо всём на свете — Изабелла могла, наконец, говорить о том, что интересно ей, не натыкаясь на пустой, непонимающий, а порой и насмешливый взгляд. Алек слушал её и слышал, и она почти любила его в этот момент.
А потом вдруг вспомнила всё, с чего они начинали. Вспомнила о его жене. Ведь если бы не её нелепая смерть — надо же, уронить фен в ванную, какая нелепость! — Алек был бы сейчас с ней, а Изабелла — наверняка в гробу, сбитая машиной. Ей хотелось быть в чём-нибудь уверенной, хотя она знала больше других, что в этой жизни нельзя быть уверенной ни в чём. Ей хотелось, чтобы Алек никогда не любил свою жену, но её, Изабеллу Бланко, обязательна полюбил бы. Хотелось, чтобы Алек боролся за неё, но в то же время не хотела, чтобы они с Осборном когда-нибудь где-нибудь пересекались, и ей было страшно спрашивать, чем закончилась история с её похищением. Ведь Алек её похитил! Похитил из дома федерального прокурора Чикаго! А к концу вечера она и вправду замёрзла — в платье с открытыми плечами холод подвала ощущался особенно сильно. Хмель отошёл и больше не согревал её, только объятия Алека давали ей живительное тепло, но одних объятий ей было мало…
— Ты умеешь водить?
Алек спросил её, когда они подходили к его блистающему хромированными колёсами «Линкольну».
— Никогда не садилась за руль.
У неё не было водительских прав, не было и у её матери — в их семье почему-то считали вождение автомобиля не женским делом. Да она и сама бы не рискнула: лавировать в плотном городском трафике, умудряясь ни в кого не врезаться, изучать все эти штрафы, парковки, миллион кнопок на приборной панели — всё это казалось ей недостижимой наукой, а с точными науками ей всегда было непросто…
Алек распахнул водительскую дверцу, сделал приглашающий жест. У него были хитрые глаза, он едва сдерживал улыбку.
— Ты шутишь?! Я разобью её. И я пьяна.
— Шучу. Но не совсем.
Алек сел в машину, завёл мотор и отодвинул до упора сиденье назад. Хлопнул себе по бёдрам, приглашая сесть. Изабелла, взбудораженная, испуганная и немного злая, не сделала ни шагу. Действительно пьяна или, наконец, освоилась и осмелела — Алек впервые наблюдал её такой. И она нравилась ему такой. Не податливый пластилин, не испуганная лань, а женщина, вдруг почувствовавшая под ногами почву. И Алек был счастлив, что именно он дал ей эту почву.
— Ты тоже пьян. Первый же патруль поймает нас.
— Иза, я даже не знаю сколько мне нужно, чтобы напиться. А насчёт патруля… Мне позволено немного больше, чем простым смертным… Давай.
Алек никогда не кичился положением, но здесь перед Изабеллой, не смог удержаться. Рядом с ней он чувствовал себя юным и безбашным. Этот азарт заразил и её. Она села к нему на колени, обняла, положила голову на грудь. Электропривод закрыл за ними дверь, и Алек втопил педаль в пол.
Глава 25. Как развлекаются влюблённые
Изабелла кричала на резких поворотах, когда встречные и параллельно едущие машины сигналили им вслед за опасное вождение. Хохотала и прижималась к нему ближе, когда стрелка спидометра на прямом участке дороги приближалась к красной отметке. Она кричала и смеялась, когда Алек на пустынной части трассы предложил ей взять в руки руль. А после, когда адреналин прогорел, она лежала у него на груди, слушая, как сыто рокочет мотор его красивой машины, и обнимала его, целовала в шею над воротом белой рубашки, стараясь не оставлять следов помады, но всё равно оставляла. Ей больше не было холодно — жар его крепкого, сильного тела окутал её, размягчил и распалил, и для грусти не осталось места.
Ни один патруль не рискнул остановить машину с этими номерами.
— Ты всё ещё хочешь домой? — цепко следя за дорогой, Алек поцеловал её в макушку, зарылся свободной ладонью в волосы.
— Я хочу тебя, — Изабелла взглянула на него снизу вверх, преданно, с восхищением, оставила лёгкий поцелуй кончике подбородка.
Один поцелуй, три слова, и в груди его снова полыхнуло.
— Значит, домой, — выдохнул он. — А потом тебя ждёт сюрприз.
— Какой?
— Всё по порядку, Иза. — Алек дотронулся до её бедра, провёл ладонью по всей длине огромного выреза. Изабелла хотела больше, дальше, но крепкая ткань корсажа и плотных трусиков-кюлотов в стиле ретро не давали на это шанса. Изабелле хотелось раздеться. Хотелось на самом деле, без принуждения, без подмены страха сказать «нет» на собственное вымученное «да». У неё не осталось ни стеснения, ни страха перед неизвестным, как то бывало с Хамфри, когда Изабелла могла лишь гадать, каким способом он будет её сегодня иметь. Алек в постели был консервативен и по-хорошему предсказуем — и это радовало её, и давало ей простор для фантазии, и право решать самой, что делать со своим телом.
Они бросили машину на придомовой парковке и едва дождались лифта. Там внутри, несмотря на камеры, припали друг к другу. Изабелла едва успевала ухватить порцию кислорода, потому что не могла оторваться, и Алек не мог. Поцелуи становились глубже, настойчивее. Она держала в ладонях его лицо, пока он задирал ей платье, прижимая спиной к зеркальной стенке лифта. Его рука скользнула по шёлку закрытых трусиков — они сидели на ней слишком плотно, как чёртов пояс верности, и Алек выругался, не найдя ни одной лазейки к желанному. На выходе из лифта они едва не столкнулись с портье, но даже не взглянули в его сторону. У Алека дрожали руки, он никак не мог нащупать в кармане ключ-карту.