Царевна-Лягушка
Шрифт:
Сухо все это мне рассказав, Екатерина Федоровна посмотрела ласково, и я понял, что, наконец, узнаю, где Вика и как ее освободить.
И угадал. Волк, подмигнув мне, вышел из комнаты и через минуту вернулся с видеокассетой. Старуха вставила ее в видак, включила, и я из-под куста орешника увидел просторную лесную поляну. Посередине ее стоял аккуратный дом с мезонином и черепичной крышей. Он, новенький, европейской постройки, выглядел бы мечтой любого персонального пенсионера, если бы не окна, забранные железными решетками и не конура у крыльца. Конура была такого размера, что казалась обиталищем медведя. Рядом с ней стоял таз, полный кусков
– Он там репу выращивает, - сказала ведьма, сглотнув слюну.
– Особенную репу. Съешь килограмм - десять лет жизни прибавится, съешь другой, еще десять.
– Килограмм репы прибавляет десять лет?
– перевел я глаза на старуху?
– Да. Если правильно ее вырастить и съесть.
– А Вика в этом доме?
– спросил я, решив при случае поживиться этой чудодейственной репой.
– Да, она в этом доме, - ответил мне волк.
– И мы должны ее оттуда вытащить.
– Так пошли? Соскучился я.
– Что толку? Дом этот с теплицей Кощей охраняет, как зеницу ока. Вон, посмотри.
Я посмотрел на экран телевизора и увидел обитателя конуры у крылечка. Он, стоя на четвереньках, ел из тазика сырое мясо.
Это было огромное существо человеческого вида. Огромные, густо поросшие волосом руки-лапы, короткие мощные ноги-лапы делали его похожим на большую собаку. А две, росшие из плеч головы с длинными тонкими шеями, на - дракона.
– Это Филя, - сказал волк уважительно.
– Таких вокруг дома семь. Злые как собаки. Смотри, сейчас они схватятся.
И действительно, головы, не поделив последнего куска мяса, стали ожесточено драться.
Часть третья.
1.
Кощей сидел в кресле, страшными своими костистыми дланями обхватив корзину с ядреной репой. Помутившиеся его глаза, глаза Ивана Грозного, обхватившего только что убитого сына, страшно смотрели на Екатерину Федоровну, смотрели на бывшую жену, пришедшую за расплатой. Та же смотрела на него, как на гадину, которую предстоит раздавить. Которую можно раздавить, лишь преодолев брезгливость.
Не сумев ее преодолеть, женщина села напротив. Кощей сжал корзину сильнее. Ивовые прутья хрустнули.
– Я дам тебе репы,- плаксиво сказал Кощей.
– Одну...
Ведьма покачала головой:
– Репы мне не нужно. Мне нужен ты.
Двусмысленность фразы разжала руки злодея.
– Я? Я нужен тебе?!
Екатерина Федоровна улыбнулась. Нечаянная двусмысленность фразы ее тронула. Она задумалась. Нужен ли ей Кощей? Вгляделась. Увидела шрам на щеке. Он появился семьдесят лет назад. Лунной ночью, когда они, молодые и влюбленные, мялись в подворотне, их окружили уличные хулиганы. И Кощей с ними отчаянно дрался, и победил. Екатерина Федоровна вспомнила чувства, приподнявшие ее к небу, сделавшие ее невероятно счастливой, чувства, влившиеся в нее сладостным потоком, когда он, радостный, сильный, победивший, подошел к ней, опустился торжественно на одно колено и предложил стать его супругой. А она, не ответив, присела рядом, приложила губы к ранке, оставленной кастетом. Да, приложила губы к ранке...
Екатерина Федоровна прикрыла глаза. Прикрыла глаза, почувствовав во рту вкус крови, услышав будоражащий запах разгоряченного мужского тела, подсознанием увидев щетину, настойчиво царапавшую нежный ее девичий подбородок.
Корзина вывалилась из рук Кощея. Репа рассыпалась.
– Катя...
– заплакал он.
– Катя, зачем мы жили?.. Зачем мы живем?..
Они задумались. Кощей увидел себя молодого, охваченного идеей сделать человека независимым от природы, от дяди Сэма, от химического оружия, от ядерной бомбы, от озонных дыр, от всемирного потепления. Он вспомнил, как бежал от молоденькой своей жены, чтобы подумать в одиночестве о возможности клонирования верблюдов, как опустил глаза, когда Гавриил Григорьевич предложил ему выбрать науку или 57-ю статью на пару с Катей...
Катя увидела отца. Вспомнила, как он говорил перед смертью, что убийство злодея - это все равно убийство, и потому не надо их убивать, а надо делать так, чтобы дети вырастали в любви, и тогда злодеев не нужно будет искоренять. Она вспомнила, как, любя Коленьку Кощеева, она продолжала чувствовать свое "предназначение", и потому в сердце ее места для любви не хватило, и часть ее не уместилась, и ее неполной любви не хватило, чтобы удержать глаза Коли. И он опустил их, он ушел.
Вспомнив это, они посмотрели друг на друга, и глаза их соединились невидимой артерией.
– Давай, вернемся?
– сказал он.
– Куда? В прошлое?
– Да.
– Это невозможно, Коля.
Глаза его засверкали.
– Возможно.
– Можно вернуться на семьдесят лет назад?
– Нет. На семьдесят лет назад вернуться нельзя. Да и зачем нам Берия?
– Я тебя не понимаю...
– Мы вернемся на миллионы лет назад. Мы вернемся и все повторим...
– Ты все-таки сумасшедший. Но это блеску твоих глаз, такому знакомому, я верю. Он никогда меня не обманывал.
– Ну так пошли?
– Пошли.
Они направились к двери.
2.
Они вышли из дома, взявшись за руки. В руках Кощея был простой дорожный чемоданчик. Ведьма на расстоянии казалась феей. Когда они остановились у реки, я догадался, что было в чемоданчике. Да, два БС-2. Два биологических скафандра последнего поколения, которые Кощей сделал для себя.
Посидев перед раскрытым чемоданчиком, они стали раздеваться. Понимаю, это неприлично, но я смотрел, как одежда спадала со старческих тел. Я смотрел на опавшие старушечьи груди, на тощие ноги, на поджарые ягодицы. Я смотрел, как они помогали друг другу натягивать зеленые шкурки. Я смотрел, как, став лягушками, они смотрели друг на друга и затем обнялись, чтобы объединенным телесным теплом преодолеть душевное смятение. Я смотрел, как они, взявшись за руки, вошли в воду и в ней скрылись.
– Зачем это, не понимаю, - сказал волк, улегшись под моими ногами.
– Ведь, если любишь, то морщины не имеют значения.
– Они совершают ритуал, - сказал я.
– Ритуал?
– Да, они возвращаются в воду, из которой все вышло. Возвращаются, чтобы выйти из нее людьми.
– Что-то вроде крещения?
– Ага, но с дарвинистским оттенком. Старуха сказала тебе, где Вика?
– Сказала.
– Где?
– Дома.
– Дома?
– Да.
– А где дом?
– В Москве, на проспекте Вернадского.