Царственный паяц
Шрифт:
тетушкам!!! И — навсегда. Подробности лично. Я с ним, само собою разумеется, не
ссорился. Мы расцеловались при прощании, он крепко и долго жал мою руку. В<ера>
Б<орисовна> с ним прощаться отказалась. Опять-таки подробности лично. Сплошной
водевиль и превеселый!.. Надеюсь, ты уже совсем приготовилась к туру по Прина-
ровью и Печерскому краю. Всего намечено 12 пунктов, начиная с Нарвы. <...> Сейчас
иду к г-же Пумпянской, Лидии Харлампиевне: приглашен на обед.
167
Б<орисовна> даже в школу перестала ходить после ссоры с дядей, но сегодня
направляется. Пропустила три дня. И к теткам сама не ходит и ребенка не водит. Это
жаль!..
Твой всегда
Игорь.-
11
18 февраля 1937 г.
Четверг, 18.11.1937 г.
Шесть дней я пролежал дома, конечно, все же по утрам неуклонно посещая
министерство и типографию и неуклонно получая ответы, меня не удовлетворяющие.
Пришлось вновь писать прошение. <...> Поэтому только завтра, в 11 ч<асов> у<тра>, я
смогу получить ответ и деньги. А пока что погибаю от недоедания и общей слабости,
ибо в лавке нет самого главного для моего истощенного организма — мяса. А денег я
не видел, как приехал. Здоровье мое из рук вон плохо, и я совсем калека. Сырость,
холод, убожество. Лежу целыми днями в изнеможении. <...> Вот что значит зависеть от
счета в лавке В<еры> Б<ори- совны>! <...> Повторяю: я плохо себя чувствую в
окаянном и ненастном всегда городе.
Любящий тебя
Игорь.-
14
января 1938 г.
14.1.1938 г.
Дорогая Фелисса!
Шестнадцатый день провожу я не там-таки, где мне хотелось бы, и надлежало
проводить. Здоровье мое ухудшается заметно с каждым днем: пребывание в городе,
жгуче мною ненавидимом, да еще в такой непереносимой обстановке, — не то
богадельни, не то жидовского детского сада, не то попросту дома для умалишенных
ведьм, — мало способствует хорошести моего самочувствия и мировосприятия. Я
буквально гибну здесь, и, видимо, нет спасения. В<ера> Б<орисовна> все праздники
пролежала в жестоком бронхите, у нее сильно затронуты легкие, она и теперь почти
через день сидит дома, так что книг продавать, естественно, не может, и не только
теперь, но и впредь. Да и некому больше их навязывать. Положение угрожающее,
сводящее с ума и весьма ложное, повторяю который уж раз. Здесь все поняли причину
моего здешнего пребывания. И тем хуже для нас всех. 16 дней не держал в руках ни
одного
всякой цели. 2 раза был у Линды за почтой. Дрожал подходя: надежда на спасенье! И
— нигего\ Это надо пережить, это «ничего». Неужели же никто не писал? Неужели же
Мими стала такой хамкой, что даже за «Росу» не поблагодарила и не высказала своего
восторга перед поэмой моей пленительной? <...> Остро, с бешенством завидую всем
живущим не в городе окаянном. <...> Погода ужасающая. По ночам бессонница и
руготня. Я обвиняю В<е- ру> Б<орисовну> и весь мир за то, что не живу в деревне.
Моя психика не выдерживает. Я - Божий поэт, мне грязно и позорно жить в городской
старческой, поганой трущобе. Я не хочу этого. И я смею этого не хотеть. Каждый грош,
который получишь из-за границы, нужен мне для выздоровления, ибо я болен. Этому
надо верить, я от слез слепну. Все, что свыше 18 крон, пусть будет на мое спасение от
ужаса, меня окружающего, душащего меня. В<ера> Б<орисовна> никогда этого не
поймет. Она удивляется. Она осуждает. Она — рабыня города, теток, службы. Что ей до
моих мук!
Любящий тебя Игорь.-
28 янв<аря> - 20 лет моей жизни в Эстонии. В Тойла хочу быть в этот день. Хочу
стихов, музыки, природы, твоего общества: 23 года знаю!!
168
18 марта 1938 г.
Tallinn, 18.III.1938 г.
Дорогая Фишенька, милая!
Ни Вакх, ни Линда точно не знали, где нужно сделать доверительную надпись.
Думаем, что правильно. <...> Книги почти не идут, поэтому вся надежда на чек
полученный, т. е. на перевод. Возьми себе 1.40, а 40 отдай Е<вдокии> В<ладимировне>
Ш<трандель> за телефон. Так что останется моего фонда ровно 16 крон. И эти деньги
— моя весна. Ибо здесь что-то страшное творится: в одну лавку 84.45. <...> Кормит
старуха со дня моего приезда за крону убийственно, чудовищно. А прикупать из-за
отсутствия средств немыслимо ничего. Ни разу не покупали. Имею 4 кроны на дорогу
неприкосновенных. Иначе не выдержал бы дня. Давать ей 30 крон в месяц - это значит
выбрасывать деньги и голодать. Атмосфера удручающая, - ложь, злоба, ненависть
всеобщая. Курю на свой счет. Смысла сидеть здесь уже нет. Попробую заработать в эти
дни и уеду без оглядки: надо жизнь свою спасать! В<ера> Б<ори- совна> совсем-
совсем обреченная в этом аду. Все неможется ей, вечно омрачена и сердита. А тетки