Цена искупления
Шрифт:
Тео передернуло.
— Грейнджер, ты же вроде образованная ведьма. Ты же знаешь, что все эти средневековые заморочки с пергаментом, исписанным кровью — всего лишь буффонада.
— Вот так, наверняка, и отсеялись остальные. Я же говорю, наш преступник — настойчивый малый. Тем не менее, Тео, веришь ты в это или нет, но переписывание формулы — первый этап ритуала. Если маг его не пройдет, остальные бессмысленны и даже опасны.
— И кто это подтвердит? — насмешливо фыркнул Тео.
— Вот, пожалуйста. Свидетельство Афидора, читай.
«И сказал же отрок Георг:
— Ну, теперь понятно? — Грейнджер посмотрела на Тео, который был немало удивлен подобным поворотом событий.
— А что такое это «погружение во тьму»? Может, Георг просто убежал и не сказал этому Афидору, что больше не хочет учиться?
— Поверь, Афидор знал, о чем говорил, — произнесла Грейнджер и сложила руки в молитвенном жесте. Вокруг нее заклубилось темное облако, и она скрылась в нем полностью. Однако облако не растаяло, как днем раньше, а наоборот, так и зависло над стулом.
— Ты обещала больше так не делать! — крикнул Тео, понимая, как глупо выглядит, ругаясь с черным облаком. Тьма забурлила, и на табурете снова показались очертания Грейнджер.
— Вот это и было погружение во тьму. Поверь, если бы тьма меня пожрала, ты бы это заметил. Тем более что я встречала отрока Георга во тьме. Она ведь не просто пожрала его, а сделала своим вечным пленником. Его тень все еще плавает там, в тумане небытия.
Тео тяжело сглотнул.
— Ладно. Верю на слово, — пробормотал он и отодвинул книгу. Отрок Георг почему-то представлялся ему розовощеким юнцом, и отделаться от мысли, что он уже лет четыреста плавает где-то во тьме, оказалось очень сложно.
Грейнджер снова начала задремывать, и Тео аккуратно толкнул ее, словно мог порезаться о выпирающие ребра.
— Хочешь спать — иди в кровать, не надо храпеть у меня на кухне. Еще упадешь с табурета, а я буду виноват.
— Невероятно трогательно, — буркнула Грейнджер и поплелась в спальню Теодора.
«Поразительная наглость», — подумал Тео, но все же двинулся за ней. Он словно знал двух разных Грейнджер: ту милую, робкую девушку из школы и вот эту закоренелую уголовницу, которая преспокойно объясняла такие вещи, о существовании которых Тео и помыслить не мог. И больше всего поражало то, что он готов был принять ее даже такой.
— Теодор, ты ведь согреешь меня? — пробормотала Грейнджер, укутавшись в одеяло.
— Не думаю, что это так уж необходимо. Я могу принести тебе второе одеяло, — предложил он.
— Ты знаешь, это не тот холод, с которым может справиться лишнее одеяло. О да, Тео, дорогой, ты знаешь.
Теодор снова вспомнил ту ночь, когда Дафна в первый раз предложила спать раздельно. Тогда хотелось выть и кататься по пустой кровати, а в районе груди словно царапало льдом. Или другое, еще более давнее. Тем утром, когда Грейнджер, красная от стыда до корней волос, выскочила
— Знаю, — он кивнул, втайне надеясь на то, что она сдержала слово и не стала хотя бы сейчас рыскать в его мыслях. Теодор прилег рядом и прижал к себе ком из одеяла, в котором пряталась Грейнджер. Из этого комка выскользнули ее пальцы и вцепились в запястье Теодора.
Тео думал о том, как тьма, которую чуть ли не проповедовала Грейнджер, меняет людей. От миловидной, доброй и ответственной девушки не осталось и следа. В ее теле теперь жило темное, самодовольное существо, потерявшее голову в борьбе за свое возмездие. Грейнджер чуть поворочалась во сне, ослабила хватку и мягко провела пальцем по коже на запястье. От понимания, что она подсознательно все еще тянется к человеческому теплу, что она все еще способна на нежность, у Тео в груди закололо. Он покрепче сжал Грейнджер в объятиях и попытался думать о чем-то, что не касается Грейнджер и секса двенадцатилетней давности.
***
— С чего ты вообще взял, что наш преступник вел себя подобным образом? — Поттер недовольно уставился на Тео поверх чашки с кофе. Тот молча указал на Грейнджер, которая с аппетитом жевала печенье, которое Поттер принес вместе с показаниями свидетелей.
— Так кто-то из них вел себя подобным образом? Отлучки с рабочего места в одно и то же время, недосып, неразговорчивость? — спросила она.
— А при чем тут неразговорчивость? — недоуменно спросил Тео.
— При том, что преступник должен был выполнить погружение для такого убийства. А погружение требует подготовки настолько тщательной, что на общение с другими людьми не остается никаких душевных сил. Маг должен полностью отдаться тьме. Так что, так или иначе, приходится уходить от общения.
— То, что сделала ты, — тихо произнес Поттер.
— И то, чего ты не заметил! — выпалил вдруг Тео. — Ты назывался ее лучшим другом! Почему ты не понял, что что-то происходит? Почему не остановил?
— Сядь, — прошипела Грейнджер и потянула его за руку. Теодор и не понял, как вскочил с места. Он покосился на нее и послушно опустился на стул.
— Как можно было не заметить, что твоя подруга практически молится тьме? Она переписала книгу собственной кровью, а ты даже не знал об этом? Ты не мог хоть на миг задуматься о том, что она пережила, что она чувствовала? Где была ваша хваленая дружеская поддержка?
— Не надо ставить это мне в вину! — Поттер тоже вскочил с места и стукнул кулаком по столу. — Ты не знаешь, что такое — терять близких!
— Я не знаю?! — взорвался Тео. Он многое мог бы сказать о матери, которую видел только на портретах, об отце, догнивающем в Азкабане, но Грейнджер сжала его руку так, что получилось только охнуть от боли.
— Я пошел, — Поттер встал, не глядя ни на Тео, ни на Грейнджер, и вышел.
— Это было мило с твоей стороны, — произнесла Грейнджер. — Действительно мило. Я не могу винить тебя в том, что ты не заметил моей подготовки к погружению. Ты дистанцировался от меня после того Рождества, я знаю.