Центр роста
Шрифт:
– А как же, - важно кивнул О’Шипки.
– Ну и вот, - патрон отряхнул руки и чуть прищурился, любуясь на чистые ноги и грязную воду.
– Не будем больше об этом. На чем мы остановились? Ах, да. Вы полностью оправдали наши надежды. Вы приобрели уникальность, отныне вы - только вы, все остальное неважно, потому что важны опять-таки только вы. Мой личный опыт научил меня тому, что люди оперируют двумя главными категориями: важно и неважно. Доброе и злое, знакомое и незнакомое, объективное и субъективное - все это уже второстепенно. Так рассуждают боги… Ведь если неважно, то какая может быть разница
Он выдернул из-под какой-то хлеб-соли, припасенной для серьезных персон, красивый рушник и подал О’Шипки.
– Вы очень непонятно выражаетесь, - заметил мистер О’Шипки, оборачивая стопу вышитым петухом и, против желания, вспоминая Ахилла.
– Такие речи не для меня - впрочем, спасибо за радушный прием, вам зачтется. Что до меня, то я надеюсь почить на лаврах. Это все, что для меня важно. Я ухожу из Агентства Неприятностей, и в вашем Бюро тоже не собираюсь работать.
– Законное требование!
– О’Шипки округлил глаза.
– Зачем же работать? Но и в этом Бюро Совершенства к вашим услугам. Ни о чем ином мы не помышляли. Чего вы желаете? Какие предпочитаете лавры? Обуйтесь, а после взгляните сюда.
Он придвинул пухлый рекламный проспект.
Мистер О’Шипки, последовав его раболепной мольбе обуться, взял этот глянцевый том на колени, с удовольствием отметил гриф «для служебного пользования» и начал листать. Патрон тем временем поднял таз вместе с плававшими губкой и мылом и унес в уютную кладовку. «У нас все в исправности, все наготове», - бормотал он, поворачивая ключ.
О’Шипки переворачивал страницу за страницей. Вдруг он замер, палец завис над рисунком:
– Я вот это хочу, - произнес он автоматически, припоминая одновременно, что где-то уже слышал эту фразу.
– Именно это?
– переспросил патрон из-за его плеча.
– Хорошо. У вас отменный вкус. Вы всегда правы. Попрошу вас пройти к секретарю и оформить необходимые документы. Предупреждаю, что в них будет проставлено не совсем то, что вы заказываете…
– Это ваши хлопоты, - мистер О’Шипки перебил мистера О’Шипки. В голове расползался туман.
– Куда мне идти?
– Прошу еще раз, - патрон взял его под руку, подвел к стеллажу, и полки с юридическими и богословскими томами сместились, открывая тайную лестницу.
– Вниз и направо, первая дверь. От секретаря ступайте в бухгалтерию, пусть вам выпишут квитанцию.
О’Шипки заглянул в черный проем.
– Все, все там, - подтвердил патрон, тыча пальцем во мрак.
– Совершенная неприятность для неприятного совершенства. Неприятное совершенство для совершенно неприятных субъектов… ах, простите!
– спохватился он, поймав недоумевающий взгляд мистера О’Шипки.
– Это ведомственное. Ступайте же смелее! Отсюда начнется Слава. Победное шествие, уверенная поступь. Трагическая ошибка, роковое недоразумение, дремучее недоумие во имя грядущих о’шипок…
– Постойте… мне как-то боязно, - пожаловался мистер О’Шипки, упрямо задерживаясь на пороге и хватая патрона за обшлаг пиджака.
Последовал сильный толчок, он полетел в канцелярскую преисподнюю, и книги захлопнулись за его спиной.
Глава
– Коллега, доброе утро. Дело за вами. Да, пьедестал готов, о пьедестале не тревожьтесь. Можете объявить в своем Агентстве. Да. Да, да. Двух зайцев. Он молодец, конечно - свернул такую махину. Что? Бросьте, о чем мне жалеть. Меня давно уже раздражал этот Центр, там готовили черт-те кого. Так что поздравляю вас с новой харизмой, единым началом - надо бы встретиться, а? По-моему, настало время всерьез поговорить о слиянии. Да. Да. Давайте созвонимся после обеда. Сейчас?… Еще нет десяти. Он пока что в приемной. Ждет, если так можно выразиться. Уж и не знаю, о чем он думает. Да, поторопитесь, пожалуйста, позаботьтесь о мистере Келли.
Ноябрь 2001 - март 2002
ДУРАТИВНОЕ ВРЕМЯ
…интенсивный дуратив может иметь значение «слишком/очень долго»
Выйди на улицу, посмотри на лица - вот тебе и тема
Совпадения с реальными людьми и событиями случайны.
Пролог
Старик сидел на скамеечке. Он выставил клюку и был похож на погибающий марсианский треножник. И даже валенки не казались лишними. При известном воображении можно было решить, что местные мародеры, напротив, разули пришельца, надругались над лишней ногой летательного аппарата. Во многом прочем мертвая клюка не отличалась от живых конечностей, таких же тонких и одеревенелых. Скамеечка устроилась под дубом, к которому дед привалился бочкообразным туловищем. Шеи не было, хотя от нее росли руки, из-под ушанки смотрели маленькие прозрачные глазки.
Балансиров ненатурально откашлялся. Внимательно присмотревшись к ввалившемуся, плотно сомкнутому рту, он сел и ослабил узел галстука. Колючая кожа дрогнула, старик пожевал.
– Уважаемый!
– позвал Балансиров и тронул деда за рукав.
– Я из столицы приехал, статью писать буду про ваше село. Вопрос позволите?
– Задавайте, - прохрипел тот, ухитряясь сочетать удивление с безучастием. Безучастия было побольше, а удивление вызывалось не городским происхождением Балансирова и не статьей, оно возбуждалось ежесекундно по поводу самых обычных событий. Заговорили с тобой - вот и причина задуматься. Старик, однако, удивлялся не столько явлениям бытия, сколько своей способности на них отзываться.
– Говорят, у вас тут пошаливают, - Балансиров уважительно понизил тон.
– А как же без этого, - рассудил дед.
– Летающие тарелки, - уточнил гость.
– Ну, - старик не спорил.
Балансиров подумал, что и его самого старожил-собеседник, намекни ему кто, равнодушно признал бы посланцем далеких звезд.
– Энэло, - Балансиров сверлил деда любознательным взглядом. Его глаза были похожи на высохшие оливки.
Тот непонятно вздохнул. Поскольку слов не последовало, газетчик продолжил допрос: