Чабор
Шрифт:
Ворчливое брюхо оживилось ещё больше, когда возле тонких дорожек крови волк обнаружил следы Хвои. Эта лесная кошка хоть и не отличается добротой нрава, но остатками добычи с волками делится всегда. Едва Мах пошёл по её следу, как тут же остановился. В его чуткий нос ударил целый букет запахов. «Люди! — понял волк. — По меньшей мере, четверо, и пахнут как сайвоки — землей.
Белый охотник сделал петлю вокруг этого странного места и нашёл след косули. По глубоким отметинам борьбы на мокрой, слежавшейся иглице, волк понял, что Хвоя сегодня охотилась удачно. Тащить или съесть такую добычу рыси не под силу, тем более рядом были люди...
Волк крадучись потрусил по человеческим следам и вскоре вышел к поляне, посреди которой горел костёр. Как-то уж совсем по-свойски, нежась на разогретой пламенем земле, лежала в кольце отдыхающих людей Хвоя! Мах готов был со всего ходу удариться головой в ту сосну, за которой он прятался. Он не верил своим глазам: люди и Хвоя?!
У костра тоже заметили злые огоньки забывших об осторожности глаз. Тихо заскрипела тетива лука…
…Роса горько плакала, сидя под старой рябиной и пряча лицо в ладони.
— Разве так всё должно было быть…, — думала она, — разве о таком мечтала я всю свою жизнь? Вокруг только тупоголовые, мрачные, безликие женихи, пытающиеся завоевать моё расположение своим глупым бахвальством. Мрачный и молчаливый Свер, легкомысленный и безликий Всевлад, здоровый и тупой Палец и этот Червень. …Прочих даже вспоминать тошно. Бедный отец…. Ох, знала бы наша мама, как нам сейчас плохо.
Вдруг за её спиной смачно хрустнула ветка. Роса оторвалась от тяжёлых мыслей и оглянулась. За деревом стояло огромное, страшное чудище с медвежьей мордой! Оно грубо схватило девушку за косу и довольно прорычало:
— Попалась, птичка!..
…Сайвок Таратор не сразу поверил в то, что услышал. Когда же он вышел ко входу дворца и увидел всё своими глазами, измученное страданиями сердце отца едва не вырвалось из груди. Его безтолковый сын явился с «того света» живым и здоровым. Сам Водар орал, как умалишенный: «Тятя! Тятя!», плакал, сотрясая воздух воплями, способными разбудить даже самые чёрствые сердца.
Эта семейная сцена, казалось, не закончится никогда. С великим трудом измотанные дорогой гости всё же вернули отца и сына к реальности. Пришедший в себя старый сайвок в конце концов извинился и провёл их к царю Запавету.
Увиденное произвело на путников тяжёлое впечатление. Снова очутившись на свежем воздухе после этого визита, они долго не могли придти в себя. В памяти возникала тёмная затхлая комната и бледное лицо царя Светлолеса. Нужно же было такому случиться, что в тот самый момент принесли весть о том, что слуги Бардака похитили Росу...
Гости молча стояли у входа во дворец. Не было только Водара, задержавшегося с Таратором у Запавета. Вскоре явился и нюхач. Чабор про себя диву давался, как это чуткий нос сайвока смог выдержать тяжелый воздух помещения с немощным человеком?
— Ну, что? — прервал общее тягостное молчание Станимир. — Надо бы помочь старику. Где этот Бардак? Что молчишь, Чабор?
— А что говорить? Будто не знаешь, что я об этом думаю.
— Знаю, только я бы об этом подумал позже, когда уже найдём царевну.
— Дурак, — сдержанно процедил сквозь зубы Чабор, глядя на то, как густо прилила кровь к щекам Тарины.
— А что? — не сдавался Станимир. — Коль светлоликая царевна держит путь к суженому, почему бы и нам с тобой в том пути не найти себе добрых жён?
В следующий же миг говоривший пожалел о своих словах. Царевна метнула в него взгляд, полный ярого небесного пламени. Она готова была его испепелить, стереть с лица земли, задушить.
«Вот негодяй! — шипела про себя Тарина, в который раз проклиная несговорчивость собственной судьбы. — Но… ведь он прав, этот бык-перекормыш. Ненавижу!..»
— Нам надо идти дальше, — в противовес своим мыслям и не без усилия над собой сказала царевна, — но и помочь тоже надо, — добавила она тут же, и высунувшееся было в её душе жало змеи-ревности пропало без следа. «В конце концов, — подумала расстроенная девушка, — хоть посмотрю, кому он достанется».
Чабор всматривался в напряжённые лица окружающих и понимал, что определяющим здесь станет его мнение:
— Водар, — выдернул он сайвока из глубоких и неприятных мыслей. — Расскажи-ка нам по старой дружбе, как можно побыстрее добраться к Бардаку…?
— Эх, — весело заиграл мышцами Станимир, — хоть разгуляюсь на просторе, а то ползаем под землёй, как черви. Я этому Бардаку башку-то снесу, будьте уверены.
— Ой ли? — засомневался Водар. — Нет, самого Бардака тебе, конечно, прибить, что мышонка придушить, только ты сперва доберись до него. Не зря Чабор спрашивает, как добраться. Тут одной силой не обойдёшься.
— Ай, мелководный, — отмахнулся Станимир, — брось умничать. Два таких лба — я да Чабор. Мы за неделю, если разойдёмся, Темнолес до самого моря мечами выкосим.
— Водар прав, — задумчиво сказал Чабор. — Ближнее окружение Бардака оборотни Тёмные. Хитрости и наглости этих чертей нет границ. Уж и не знаю, как нам с этой нежитью да нелюдью и драться. Атар говорил, что важные Бесы здесь имеют свой интерес, так что ты, мой друг, на самом деле не особенно-то горячись.
Из тёмного проёма двери появился отец Водара:
— Царь спрашивает, когда вернётся Говар?
— Ах, да, — опомнился Чабор. — Говар велел всем кланяться, обещал к оусени быть. Волшбят с Вершиной что-то хитроумное. Под горами тоже просыпается Недоброе.
Старый сайвок понуро кивнул и медленно направился обратно к царю.
— Ты это, …постой, Таратор, — бросил ему вслед Чабор, — мы …погостим у вас немного…?
— Ну, наконец-то! — визжал от удовольствия Бардак, нервно шагая по тронному залу. — Шайка, где они?
— В пути. Идут сюда, — ответила довольная рабыня, ведь радостные-то новости принесла она.