Чабор

Войтешик Алексей Викентьевич

Взял дед новорожденного на руки, а после и говорит: «От ты…! А может, ради такого мужичка-то Матушка Земля в этот раз пораньше проснётся, а? Ведь любит она хороших мужиков. Всё же не зря мы с тобой, сын, пару новых вёсел резали по оусени, не зря. Их и так вон хватает, а мы…. Не тебе, не мне их готовили — ему. Будто знали, что мужик родится. Благодарю, Род, благодарю, сын, благодарю, дочка…».

Тот год удался на славу. Весна была ранняя и дружная. Наречённый по детству именем Веслай (нынешний Ортай) хорошо запомнил своего деда. Не раз старик «потчевал» не по годам шустрого внука «берёзовой кашкой», когда тот только с рассветом пригонял к дому его вырубленный из ясеня човен[i]. Веслай был слепым и беспечным, возвращаясь из омута сладких девичьих ласк. Ох, и шерстил его дед, приговаривая: «Дурню б за подол хвататься, а умному — делом заняться». И то правда: какой после ночных забав с девками работник? Глаза слипаются, руки будто соломой набиты…

Ортая, шагающего по узкой, протоптанной в снегу тропинке, передёрнуло, как только вспомнил памятную науку деда. Зажившие после княжеского «угощения» пальцы даже в рукавицах сильно мёрзли, и волхв заметно прибавил шагу. Он и не заметил, как догнал двух молодых женщин, несущих воду.

«До дома недалеко, — подумал Ортай, — чего ломиться через сугробы? Пойду за ними…»

— Эх! — вдруг громко вздохнула та, что шла первой. — Боярин-то наш, видать, совсем голову потерял, слыхала?

— Смотря что, — ответила вторая, оглядываясь и с интересом рассматривая догнавшего их спутника.

— Да с Владимиром вместе опять народ в проруби крестили …в такую-то пору! — хитро улыбаясь в пол-оборота сказала идущая первой попутчица.

— Что с них, окаянных, взять, — отозвалась вторая. — В Киеве тогда хоть тёплым днём — и то столько народу утопло, а тут в мороз!.. Чтоб их самих, этих крестителей, черти в прорубях крестили, простите, Боги-заступники. Столько людей напрасно навкам[ii] спровадили, а столько ещё после того лихоманкой покосило…

— Да уж, — подхватила первая, — нашему князю и Всемилу хватило бы и по пояс в той проруби покреститься. Хоть отмерзло бы всё, что до баб охочее. Так и ходили бы никому не нужные. Ни тебе на девок поглядеть, ни тебе исподнее потереть — вон как наш волхв…

Спутницы весело засмеялись, безстыдно косясь на Ортая.

«Тьфу ты..» — мысленно сплюнул тот, а вслух сказал:

— Негоже, девицы, речь вести, о чём не ведаете. Что там с князьями — дело ваше, а меня не трогайте, …у меня всё как у людей.

— Как же нам знать, коли сторонишься ты баб?

Снова обе залились весёлым смехом, умышленно сбавляя шаг. Впереди тропинки разбегались, и волхв мог уйти в сторону, а отпускать его им ой как не хотелось.

Ортай отчаянно вздохнул, выпустив в промёрзший воздух большое облако пара:

— Сторонюсь, девчата, потому как за вас же и боюсь. Я ж волхв, эдак наколдую, что всей Слободой будете от своих мужиков ко мне бегать.

— Брешешь, — почему-то обиделась первая, — ты же не Берецкий колдун. Волхв худого не сделает.

— Да-а-а, — сказала серьёзно та, что шла последней, и остановилась. — Но берецкий, видать, птица поважней, раз сам Владимир к нему на постриг ездил…

— Цыц ты, Дарья! — цыкнула первая и быстро зашагала прочь. — Наговоришь на свою голову. В болтливом рту и зубы не держатся, и язык прочь!

Дарья молча поспешила за ней вслед. Молодая, красивая, статная, по всему видать — на выданье. Да и не такая скромница, чтоб от взгляда красней свеклы становиться.

— Эх! — вздохнул про себя волхв. — Всё же не зря меня дед лупил. Что в молодости, что теперь. Девки, как пчёлы на мёд, летят. И хорошо, что лупил, и к брату своему, Хору, на «бражные» болота отправил тоже правильно. Дед Хор тоже с «берёзовой кашкой» воспитывал, и тоже за дело…

Ортай свернул от девиц к своему дому и припустил чуть ли не бегом. Мороз его вконец одолел.

— На кудыкину гору! — услышал он вдруг голос Берега.

Тот пробирался по колено в снегу, в обход встретившихся на пути девчат, давая им дорогу. Обе хохотушки, что-то коротко и не в такт прокричав в ответ на его строгие наказы и красноречивые жесты, скорёхонько зашагали под гору. Берег пригрозил им вслед и отправился к дому волхва.

— Здорово, Ортай! — гаркнул он так же громко, как только что кричал молодицам.

— И тебе поклон, — ответил дрягвич. — Ты ко мне или мимоходом?

— К тебе. Куда ж тут мимоходом? Дальше только лес.

— Ну, идём скорей, а то пальцы от мороза уже дули крутят…

Пока в тёплой горнице медленно растворялось ворвавшееся за вошедшими морозное облако, хозяин жилища выплясывал посреди светлицы, будто перепивший браги сват. Берег медленно снял тулуп и бросил его на лавку.

— Ну, вот что ты за человек? — развёл он руками. — Я ведь тебе и рукавицы, и шапку, и сапоги на меху подарил, волчьи. Век мороз не проймёт! И тулуп, вон, новый. Висит, пылится…

— Не ругайся, ваша милость, — продолжая приплясывать, кряхтел волхв. — Берегу до лучшего случая. Дело-то в чём? Кланяются мне люди, когда в твоём-то иду, за тебя признают. Не люблю я, когда так кланяются. Негоже внукам Богов тулупу приказчика кланяться.

— Ух ты! — возмутился Берег. — Не любит он. Вот скажи ты мне, кому ж это ещё из волхвов от Полесья до самых литвов кланяются? Тебе, брат, не угодишь…

— Они же не мне, Берег, кланяются — твоему тулупу…, — прижимаясь ладонями к тёплым бокам печи и морщась от наступающей боли, сказал волхв. — Ты за что на девок-то орал? С ними, брат, аккуратно надо, а то ведь в бобылях оставят.

— Ты меня не учи, — вздохнул княжеский гридень, — сам вон тоже пока неженатый, хоть и советуешь речи перед ними стелить, будто скатерть. Понятно… волхву-то на кой жена?

— Не жена, Берег, супруга. Не везёт мне с ними…

— Ух ты? — откровенно удивился гость. — Как же так? Разве волхву можно иметь жену?

— Не жену, говорю, супругу, — Ортай оторвался, наконец, от печи и стал раздеваться. — Почему нет? — продолжил он. — Ежели полюбится кто. Бог и волхвов, и людей из одной глины лепил. Любить и рожать здоровых и красивых детей — богоугодное дело. Было бы чем кормить да где жить. Ты, к слову сказать, сам-то обедал иль как?