Чакра Фролова
Шрифт:
– Ну как? – вежливо поинтересовался лейтенант, хотя мог бы и не спрашивать. Чувствовалось, что он гордится проделанной работой.
Фролов кисло улыбнулся.
– Шик, блеск, красота, – быстро вынес свой вердикт Никитин.
– Schick? – рассмеялся довольный Фляйшауэр. – Вы считаете? Ну и хорошо. Тогда начинайте работать. Камера и пленка у вас есть. На днях подвезут еще.
В полдень у большого колодца собралась небольшая толпа. О кино в Невидове только краем уха слыхали, а тут на тебе – настоящие съемки. Пока Никитин прикидывал мизансцены и отбивался от наиболее любопытных зевак, лезущих с дурацкими вопросами, Фролов объяснял Серафиме, Ляльке и Лялькиному хахалю, двадцатилетнему конопатому балбесу Леньке, их актерскую задачу. Шнайдер синхронно переводил указания режиссера для двух немецких солдат, также будущих участников кинопроцесса.
– Короче, – говорил Фролов, поглядывая в сценарий фильма. – Серафима и Лялька выйдут вооон из-за того угла и пойдут вдоль по улице. Ты, Леонид, перелезешь через тот забор и начнешь к ним приставать.
– Я? – хмуро спросил Ленька.
– Ты, ты.
– А как? – так же хмуро спросил Ленька. Он был ревнив, и вся затея ему представлялась крайне сомнительной. Он жалел, что разрешил Ляльке во всем этом участвовать, да еще и сам малодушно согласился помочь.
– Как приставать? – растерялся Фролов. – Ну, значит, будешь делать всякие недвусмысленные предложения, не давать прохода, лезть, липнуть и так далее.
– Как? – снова спросил Ленька.
– Ну че ты заладил как дебил «как? как?» – разозлилась Лялька. – За сиськи лапать, под юбку лезть.
– Аа, – понимающе протянул Ленька.
– Никаких сисек и юбок! – испугался Фролов. – Просто подойдешь и начнешь вокруг них кружиться, не давать им пройти.
– Не лапать, значит? – переспросил Ленька.
– Не лапать, – строго мотнул головой Фролов. – Ну, можешь, там, рукой коснуться. За плечо попытаться обнять.
– Которую? – покосился на девушек Ленька.
– Да все равно! Хочешь Лялю, хочешь Фиму.
– А двух зараз можно?
– А жопа не треснет? – недовольно сказала Лялька, после чего почему-то кокетливо посмотрела на Фролова.
– Не треснет, – шмыгнул носом Ленька.
– Так, – отрезал Фролов. – Ругаться в другом месте будете. Значит, в общем, ты пристаешь, а тут появляется немецкий патруль. У нас за кадром идет текст. «Теперь девушки могут без боязни гулять, ведь у них есть надежные защитники – следящие за порядком бравые солдаты вермахта». Они подходят и тебя изолируют, так сказать.
– Сильно? – хмуро спросил Ленька.
– Что «сильно»? – удивился Фролов.
– Сильно изолировать будут? Если по лицу, то я против.
– О господи! Да не будет тебя никто бить. Просто пригрозят, а ты убежишь. В общем, они окажут девушкам протекцию.
– Это че, лапать будут? – спросила Лялька.
– Да не будет никто никого лапать! – потерял терпение Фролов. – Защитят вас, и все! А потом следующий кадр – вы продолжаете движение, а солдаты отдают вам честь и идут дальше нести свою службу. Ясно? Все. С вами все.
Он повернулся к Шнайдеру и спросил, поняли ли немецкие солдаты свою задачу.
– Они спрашивают, как грозить хулигану.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Фролов. – Пусть сурово сдвинут брови и подойдут. Могут карабины свои поправить.
Шнайдер перевел.
– Они спрашивают, как поправлять карабины. Резко или не очень? И какой рукой? Один из них левша.
– Да это все равно. Ну, пускай, оба правой рукой.
– Они спрашивают, одновременно или по очереди.
– По очереди, – устало сказал Фролов.
– Они спрашивают, в какой последовательности.
– Они издеваются, что ли?! – разозлился Фролов. – Ну, пусть вот этот рыжий первым. А этот блондин вторым. Теперь, надеюсь, все?
– Они спрашивают, через какой промежуток времени второй должен поправить свой карабин.
– Через две секунды, – процедил сквозь зубы Фролов.
– У них последний вопрос – надо ли отдавать честь в таком же порядке?
– Да, бляха-муха! – выругался Фролов. – Я им дам сигнал. Одновременно отдадут.
– Хорошо, – кивнул Шнайдер и задумчиво повторил, словно пробовал на вкус новое выражение, «bljaha-muha».
Фролов повернулся к Никитину.
– Ну что там?
– Готово, – ответил тот. Затем посмотрел на небо, что-то прикинул в уме и указал на точку, откуда будет лучше всего снимать.
– Главное – не затягивать! – крикнул он Фролову, – а то солнце пойдет из зенита прямо в объектив. Придется точку менять.
– Тогда все по местам! – рявкнул Фролов.
Серафима с Лялькой встали на исходную позицию. Ленька спрятался за забором. Солдаты отошли в тень.
– Мотор! – крикнул Фролов. – Девушки! Пошли!
Серафима и Лялька, обычно развязные и смешливые, при слове «мотор» тут же одеревенели. Двигались они так, словно шли по минному полю, осторожно ставя ноги и держа руки перед собой. Вдобавок напряженно смотрели в объектив камеры.
– Стоп! – заорал Фролов. – Куда вы смотрите? В камеру не смотрим! И побольше свободы в движении! Что вы, как две замороженные рыбы? Только что ходить научились? Еще раз!
Он наклонился к Никитину.
– У тебя как?
– У меня нормально, – ответил тот, не отрывая глаз от камеры.
– Мотор!
Серафима и Лялька снова пошли. На этот раз гораздо увереннее.
– Хорошо! – подбодрил их Фролов. – Леня, пошел!
Леня попытался одним махом перепрыгнуть ограду, но в полете зацепился ногой за верх изгороди и рухнул всем телом перед взвизгнувшими девушками, словно собирался наброситься на них, но немного не рассчитал.
– Ленька наебнулся, – лаконично и без тени юмора заметил какой-то зевака, и в толпе дружно заржали. Фролов и сам едва сдержал улыбку – падение и вправду вышло смешным, а реплика невольно рифмовалась со знаменитым «Акелла промахнулся», что тоже было уместно.