Чародей с гитарой. Том 1
Шрифт:
— И ты решил, что в этом виноваты мы? — спросил второй гриб. — Ошибаешься. Просто такова жизнь. Нормальный статус существования.
— Этот статус ненормален.
— Нормален, — возразил первый гриб, — для наших торфяников.
Джон-Том решил стоять на своем.
— Тут какая-то телепатия. Нам передается ваше ощущение безнадежности, ваши идеи о бессмысленности любых действий. Это разъедает наши души.
— Человече, погляди-ка по сторонам. Что ты видишь?
Джон-Том медленно повернулся кругом, но смутная надежда на открытие не оправдалась.
— А теперь ответь, пожалуйста, — попросил первый гриб, — ну, разве это не тоска?
Самообладание Джон-Тома опасно таяло. Мадж и Розарык уже засыпали, и юноша прекрасно понимал: если он последует их примеру, никто из них больше уже не проснется.
Взгляд снова зацепился за белые кости, и это вернуло Джон-Тома к жизни.
— Скажите, много ли времени понадобилось владельцу этого скелета, чтобы впасть в неизбывную тоску?
— Ты должен признать, что здесь твоя жизнь тосклива.
— Пожалуй, я верю, что у вас есть основания считать свою жизнь тоскливой.
— «Есть основания считать»! — простонала поганка. — Какие там основания? Она тосклива, и все тут. Человече, я не кто-нибудь, я фангус, а это само по себе муторно.
— Я едал грибы, которые оставили самые светлые воспоминания, — возразил Джон-Том.
— Он еще и каннибал! — устало произнесла высокая поганка. — Какая тоска! — Она тяжко вздохнула (разумеется, телепатически), и на Джон-Тома нахлынула волна печали и тревоги.
Он зашатался, стряхивая тенета, которые угрожали опутать его разум.
— Перестаньте!
— Так ведь мы ничего не делаем. Зачем тратить силы? Расслабься, человече. На что тебе стремления, желания и прочий бесполезный ментальный балласт? К чему изводить себя заботами о всякой ерунде? Все суета, поверь. Приляг, отдохни, посмотри на жизнь проще. Пускай дурацкие тревоги сделают тебе ручкой и сгинут. Открой душу истинному покою бытия, и тебе сразу сильно полегчает.
Джон-Том вытянулся на торфе, но тотчас спохватился и принял сидячее положение. И указал на скелет.
— Как полегчало ему?
— Он правильно отреагировал, только и всего, — сказала поганка.
— Он мертв! — возразил юноша тоном обвинителя. — Вы его убили! А если не вы сами, то это место.
— Его погубила тоска, его убило уныние, его прикончила безнадежность. Он завершил свой путь точно так же, как это делает любое живое существо. Он сгнил.
— Сгнил?! Вы паразитируете на гнили, скажешь, нет? Вы процветаете на мертвечине!
— И это он называет процветанием! — пробормотала другая поганка. — Разумеется, мы разложили органику на компоненты. Порой я удивляюсь, зачем мы это делаем, для чего тратим силы? Ведь это совершенно ни к чему. Мы живем, чтобы умереть. Человече, давай поговорим о тоске...
Джон-Том встал, подошел к тигрице и изо всех сил потряс за огромное плечо.
— Проснись, Розарык! Проснись, черт бы тебя побрал!
— Зачем тхатить силы? — сонно прошептала она, глядя на юношу из-под полуопущенных век. —
Тихая мольба ударила его, словно крик о помощи.
— Не дам, успокойся. — Он тряс тигрицу, пока она не села и не протерла глаза. Тогда он перешел к Маджу, уютно свернувшемуся калачиком, и невежливо пнул его.
— Шевелись, водяная крыса. Хватит помирать. Лучше вспомни, куда мы идем. Подумай об океане, о свежем просоленном^ воздухе.
— Пожалуй, парень, я останусь, — томно ответил выдр. — Ей-богу, нет смысла куда-то тащиться...
— Правильно, правильно, правильно, — зазвучал роковой хор.
— Будь другом, шеф, дай чуток покемарить. Че спешить? Никто за нами не гонится. Оставь меня.
— Черта с два я тебя оставлю! Подумай о вкусной жратве, о славных делах, которые нас с тобой ожидают, о деньгах, которые мы заработаем. Вспомни, — произнес он с неожиданным воодушевлением, — о трех деньках в «Элегантной шлюхе».
Глаза выдра приоткрылись, губы расползлись в блаженной улыбке.
— Да, чувак. За эти воспоминания стоит подержаться.
— Бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно, — ухала капелла аскомицетов.
— А ваще ни к чему, приятель, — сказал выдр, и Джон-Том на миг испугался за друга, пропадающего ни за понюшку табаку.
Но тут Мадж вскочил на задние лапы и обвел окружающую растительность гневным взором.
— Однако все это это чертовски забавно.
— Помоги, Розарык, — велел ему Джон-Том, испытавший великое облегчение. Он снова обратился к своим неприметным и даже равнодушным недругам: — Вот что, братцы, я не в силах переделать ваш характер, и вообще ничем не могу помочь, раз уж вам нравится замечать у жизни только серые тона.
— Нам не нравится, — сказал первый гриб. — Просто она такая и есть. Серая, убогая, муторная, гнилая, однообразная. Думаешь, мы бы не изменились, если б могли?
— Но она стала бы другой, будь на то ваша воля.
Сняв с плеча дуару, юноша заиграл самую бодрую и жизнерадостную песню из своего арсенала: «Высота скалистых гор» Джона Денвера. Затем добавил «Все, что нам нужно, — человеческое тепло» Рика Спрингфилда. Когда он закончил, серое небо не прояснилось и туман не развеялся, но у него изрядно посветлело на душе.
— Ну, что вы на это скажете?
— Воистину тоска! — ответила поганка. — Я не о песне, а о голосе.
«На торфяниках небось миллионов восемьдесят грибов, — подумал Джон-Том, — а меня угораздило набрести на музыкального критика. Абсурд!»
Он засмеялся и от этого повеселел еще больше.
— Если ничто не способно приукрасить ваше существование, то не станет ли ваша жизнь чуточку более сносной, если вы оставите нас в покое?
— Человече, мы обязаны делиться своими переживаниями, — сказал второй гриб. — Не взвалить на тебя их тяжесть было бы просто подло. А мы не подлые — мы равнодушные. Тебя привело в эти края понимание суетности жизни, осознание своей беспомощности перед этой суетностью. Человече, взгляни правде в глаза: космос — неудачник.