Час нетопыря
Шрифт:
Лютнер бледнеет и встает из-за стола.
— Что вы сказали? Сколько боеголовок?
— Одиннадцать, господин канцлер.
— Вы в этом совершенно уверены?
— Разумеется, господин канцлер. На место происшествия направлен надежный и опытный офицер Генерального инспектората бундесвера. Четверть часа назад он передал мне эту информацию, основываясь на рапорте командира дивизии и собственных наблюдениях.
— Вы исключаете возможность какой-нибудь ошибки или недоразумения?
— В этих вопросах высшие офицеры, как правило, не ошибаются.
«Значит, так, — думает Лютнер. — У меня
Нет. Это все-таки невозможно. Они бы никогда не ввязались в такое рискованное дело, прекрасно зная, что я прежде всего затребую мнение министерства обороны. Что-то тут не сходится. Но что? Что?»
— Господин министр, — спокойно, только чуточку медленнее, чем обычно, говорит канцлер, — где расположена Секретная база № 6?
— Между Бамбахом и Уппердингеном, в шести километрах на юго-восток от небольшого поселка Эшерпфар. Совсем недалеко от французской границы.
— Пожалуйста, еще точнее. Какой крупный город находится поблизости?
Министр смотрит на карту, но канцлер внезапно спрашивает:
— Далеко ли от этого места Майергоф?
— Около тридцати километров на запад от Эшерпфара. Почти у французской границы.
— То есть на запад от Эшерпфара?
— Да, точно на запад. Но почему, господин канцлер, вы спрашиваете про Майергоф?
— У меня есть свои причины. Слушаю вас, господин министр.
— Я скажу не слишком много, — продолжает Граудер. — Во всей этой странной истории есть множество неясностей, но лишь спустя какое-то время, скажем через несколько часов, я смогу вам представить подробный доклад.
— Например? Какие тут неясности?
— Трудно докладывать не по порядку, господин канцлер. Могу привести два примера, которые мне пришли в голову. Мы не знаем, почему дежурный офицер, капитан фон Випрехт, вопреки строжайшему запрету добровольно открыл двери в контрольное помещение, за что поплатился жизнью. Это был дисциплинированный и вполне достойный доверия офицер, потомок древнего рыцарского рода. Мы не знаем также, почему по сигналу «красной тревоги», который подал фон Випрехт, не был разбужен командир дивизии генерал Зеверинг и почему его не зафиксировала память дивизионного компьютера. Ну, и неясно пока, почему стопроцентно надежная система безопасности ЛКС вышла из строя, словно поломанная игрушка. Криптоновый отражатель цел, генераторы работают безупречно. Удивляет также, что нападавшие расшифровали код, открывающий въездные ворота. Теоретическая вероятность этого — один к двадцати триллионам.
— Оставим это. Скажите, пожалуйста, могут ли вывезенные с базы боеголовки выделять радиацию, опасную для окружающих?
— В принципе нет, господин канцлер. Хотя, по американским стандартам, приблизительно каждый сотый экземпляр может иметь дефект в конструкции, которые трудно заблаговременно обнаружить. Расщепляемые материалы — это вещь чертовски капризная и пока малоизученная. Именно поэтому при складировании боеголовок действуют самые строгие правила. Любое извлечение боеголовки из места складирования связано
— Сколько всего у нас нейтронных боеголовок?
Граудер глотает слюну и две-три секунды молчит, как всегда, когда надо называть вслух секретнейшие из секретных данных.
— Тысяча четыреста восемьдесят четыре, — вполголоса говорит он. — Общая их мощность свыше двадцати мегатонн, однако самых мощных боеголовок у нас всего десять. Они, к счастью, еще не вышли из-под контроля. Стратегическое оружие по-прежнему остается почти целиком в руках американцев. А в нашем распоряжении главным образом мелочь: тактическое и отчасти оперативное оружие. Всего — простите, я должен быть точным — теперь уже тысяча четыреста семьдесят три единицы.
— Какова общая мощность украденных боеголовок?
— Около шестисот килотонн.
— Какая мощность необходима, чтобы уничтожить средней величины город?
— Господин канцлер, я должен здесь повторить то, что говорил в апреле на тайном заседании правительства в узком составе. Разрушительная сила нейтронных боеголовок весьма невелика. Весь наш германский арсенал тактических боеголовок недостаточен даже для разрушения Гамбурга или Франкфурта. Зато смертоносная проникающая радиация у нейтронных боеголовок в сотни раз сильнее, чем у прежних видов атомного оружия.
— Хорошо. Это мне известно. Скажите, пожалуйста, сколько человек может подвергнуться радиации, если бомба мощностью в килотонну разорвется, скажем, на Госпитальной улице в Гамбурге?
— Это зависит, разумеется, от времени суток, но в любом случае не меньше десяти-пятнадцати тысяч, учитывая, что это самое оживленное место в городе.
— Вы говорите, десять-пятнадцать тысяч? Какой же процент смертельных исходов?
— Примерно три четверти.
— Осуществим ли с технической точки зрения взрыв нейтронной боеголовки, укрытой, например, на вокзале железной дороги или в брошенной автомашине?
— Никаких трудностей. Достаточно пристроить небольшой заряд взрывчатки к броне боеголовки.
С минуту Лютнер и Граудер безмолвно смотрят друг другу в глаза. Одиннадцать украденных боеголовок могут означать гибель нескольких сот тысяч человек, если будут развезены по разным городам и взорваны в одно и то же время.
— Господин министр, — говорит Лютнер, — нельзя терять времени. Я освобождаю вас от участия в заседании правительства. Прошу незамедлительно взять следствие под свой личный надзор. Обязываю вас соблюдать полную и абсолютную тайну перед посторонними лицами, в том числе из Ведомства по охране конституции. Кстати, вы с ними уже говорили?
— Нет, господин канцлер. На это требуется ваше разрешение. Я как раз хотел о нем просить.
— Не вижу в том необходимости. Ведите пока собственное расследование. Возьмите клятвенное обещание у всех причастных к делу офицеров. Употребите все средства, имеющиеся в вашем распоряжении, чтобы пресса даже не заподозрила, что произошло. Сперва мы сами должны выяснить, что за этим кроется. Надеюсь, в штаб-квартиру НАТО уже сообщили?
— Дело в том, господин канцлер… Это, правду сказать, компрометация, но я должен поставить вас в известность. Соответствующий рапорт был направлен, но его не приняли.