Час нетопыря
Шрифт:
— Как так?
— Дежурный офицер штаб-квартиры пакта просто не поверил в правдивость информации.
— Откровенно говоря, я не очень этому удивляюсь. Выходит, что главнокомандующий обо всем случившемся ничего по-прежнему не знает?
— Так точно, господин канцлер. Разве что американцы располагают собственными источниками информации. Впрочем, не думаю.
— Это ужасно, господин министр. Как мы им это объясним? Ведь наша система ЛКС — так она у вас называется? — считалась абсолютно надежной. Ну, хорошо. Начнем действовать. Да, вот еще что: каково ваше личное и неофициальное мнение
Граудер сперва молчит, так как подозревает, что от ответа на этот вопрос зависит его дальнейшая политическая карьера, а ему не чужды честолюбивые притязания.
— Совершенно частным образом, — говорит он, — и без надлежащего обоснования я склонен предполагать, что налет был делом специальных служб восточной зоны. Никто другой не смог бы перехитрить систему ЛКС. Не думаю, чтобы они намеревались взорвать эти боеголовки в городах ФРГ. Скорее, они хотят посмотреть, как мы отреагируем. Хотят изучить нашу систему оповещения и механизм принятия решений. Хотят дестабилизировать наш общественный порядок, скомпрометировать систему власти, показать европейскому общественному мнению, что передача нам тактического нейтронного оружия была ошибкой.
— Вы исключаете похищение боеголовок террористами?
— Исключаю, господин канцлер. Вывести из строя систему безопасности на базе — настолько технически сложная задача, что ни одна из известных нам террористических групп не смогла бы ее решить. Переброска одиннадцати боеголовок тоже превышает транспортные возможности любой террористической группы, тем более что крупнейшая из похищенных боеголовок, мощь которой триста килотонн, весит восемьсот килограммов.
— А исключаете ли вы, что похищенные боеголовки могли перевезти во Францию?
— Во Францию? Нет, этого я не могу исключить. Но, откровенно говоря, такое трудно себе представить. В конце концов есть таможенная служба, на крупные грузы необходимо представить документы… Не знаю. Но исключить не могу. Располагаете ли вы, господин канцлер, какой-либо информацией из этого Майергофа? Она была бы очень полезна для интересов следствия…
— Что ж, благодарю вас, господин министр. Прошу представить мне ваш доклад как можно скорее. Нет. Сделаем это иначе. Прошу регулярно мне докладывать о результатах следствия. Письменно, в одном экземпляре, только через офицера, без всяких штатских машинисток, без копий. Кроме того, прошу прибыть ко мне вечером, скажем в двадцать один час.
— Я вас понял, господин канцлер. Будет исполнено. До свидания.
Как только за Граудером закрылась дверь, канцлер вызвал руководителя своего ведомства.
— Господин Меркер, с этого момента вы обязаны хранить в тайне все мои распоряжения, встречи и телефонные разговоры. Наша страна в опасности. Я запрещаю вам с кем-либо разговаривать, включая моего уполномоченного по связям с прессой, Ведомство по охране конституции и всех членов правительства, обо всем том, что вы здесь увидите и услышите. Понятно? Хорошо. Теперь извинитесь перед фрау Швелленберг и встречу отложите на неопределенное время. Извинитесь, пожалуйста, перед молодежной делегацией из Майнца и скажите, что я лично к ним прибуду, допустим, в августе. Переводчики готовы?
— Так точно, господин канцлер.
— Это люди абсолютно надежные?
— У них есть свидетельство о лояльности высшей степени, выданное Ведомством по охране конституции. Кроме переводчика на французский, офицера военно-воздушных сил.
— Понимаю. Прошу отослать переводчиков, направленных Ведомством по охране конституции, и немедленно доставить сюда военных переводчиков. Французский переводчик пусть идет в кабину. И тотчас же соедините меня с Елисейским дворцом.
Через тридцать секунд из аппарата на столе канцлера слышится тихий свист — знак того, что работают исключающие подслушивание демодуляторы, — а затем низкий, хриплый голос президента Франции:
— Алло! Это Пейо. Слушаю вас.
Из аппарата доносится мягкий, молодой голос переводчика.
— Пьер? Это Лютнер. Дорогой мой, обойдемся без приветствий и объяснений. Надеюсь, ты выслушаешь меня внимательно, очень внимательно. Пока не могу сообщить тебе подробности, но должен предупредить, что Франции угрожает серьезная опасность.
— Опасность? Какого характера, дружище?
— Военного характера.
— Я тебя не понимаю, Дагоберт. Франция не входит в военную организацию НАТО, заграничную и военную политику моей страны я определяю сам. И мне пока неизвестно ни о какой опасности.
— Бывают разного рода опасности. Не могу тебе ничего больше сказать, пока наши общие союзники не примут соответствующих решений, но во имя германо-французской дружбы я должен, понимаешь, должен заранее тебя предупредить.
— Но о чем, Дагоберт? Если я не знаю, в чем дело, как я могу предпринять какие-либо действия?
— Послушай меня, Пьер. Через несколько часов я смогу сказать тебе больше. Но сейчас, во имя наших общих интересов, убедительно тебя прошу объявить блокаду германо-французской границы на южном ее участке. Понимаешь, самая строгая проверка всех проезжающих, и в первую очередь — тщательный досмотр всех грузов, перевозимых на машинах, в фургонах, на баржах и паромах. Стяни все силы, которые есть в твоем распоряжении. Это действительно важно.
— Мой дорогой Дагоберт, это похоже на детективный роман, а не на политику. Не будешь ли так любезен сказать, что должны искать мои таможенники?
— Подозрительные предметы, а особенно военное снаряжение.
— Пушки? Винтовки? А может, атомную бомбу?
— Что-то в этом роде.
— Ах, Дагоберт, спасибо тебе за предупреждение. Ты, видимо, хочешь сказать, что у вас пропала какая-то бомба или что-нибудь в этом роде. Понимаешь ли ты, что напишет завтра моя пресса, если я без всяких объяснений закрою восточную границу?
— Что делать, Пьер. Поступай, как считаешь нужным. Постараюсь тебе позвонить, как только смогу сказать больше. До свидания.
— До свидания, мой друг.
Лютнер вытирает вспотевший лоб. Конечно, это был ненужный и опасный разговор. Пейо разболтает об этом деле всему Парижу, а боеголовки беспрепятственно перевезут во Францию. С какой же другой целью похитители везли их в сторону границы? Что делать? Все, что можно предпринять в этой ситуации, Лютнером сделано.
Канцлер вызывает начальника своего ведомства.