Частный детектив. Выпуск 1
Шрифт:
— Если бы вы могли предложить мне двойной виски с большим количеством льда, я был бы признателен.
— Разумеется, сэр.
Он проплыл по комнате, как влекомая течением соломинка, и засуетился возле буфета, на котором воцарились бутылка марочного виски, бокалы, ведерко со льдом и сельтерская.
Он отлично смешивает коктейли. Напиток, предложенный мне, мог заставить покачнуться даже конную статую.
— Если вам угодно полистать журналы, сэр, то я сейчас же принесу.
Я умостился в кресле, вытянул ноги и с осторожностью поставил бокал.
—
— Я не слишком опытен в такого рода делах, сэр, но полагаю, что мало вероятности, чтобы они позвонили нам до наступления ночи.
Он стоит навытяжку передо мной и я не могу отделаться от мыслей о фламинго, которых я только что наблюдал в саду. Но вместе с тем, его облик говорил и о жизни, наполненной трудом и преданностью. Ему явно более семидесяти лет, но его голубые глаза — осмысленные и ясные, а медлительность движений с лихвой компенсировалась компетентностью: это верный камердинер, прямо из голливудских фильмов. Он до неправдоподобности соответствовал этому образу.
— Пожалуй, вы правы. Надо рассчитывать часа на три, а то и больше.
Я вынул из пачки сигарету и едва успел поднести ее ко рту, как он поднес зажженную спичку.
— Не назовете ли вы мне свое имя? — попросил я.
Он изумленно поднял свои седые брови:
— Уодлок, сэр.
— Вы служите у миссис Дедрик или у мистера Маршланда?
— У мистера Маршланда. Он одолжил меня на некоторое время миссис Дедрик, и я рад, что могу оказать ему эту услугу.
— А вы давно уже в этой семье?
Он с нежностью произнес:
— Пятьдесят лет, сэр. Я служил у мистера Маршланда–старшего в течение двадцати лет, а затем у мистера Маршланда–младшего тридцать.
Эта беседа как бы располагала к дружеской откровенности, и я рискнул спросить:
— Вы познакомились с мистером Дедриком только во время его приезда в Нью—Йорк?
Как по волшебству, с его лица стерлась теплая улыбка.
— Да, сэр. Он пробыл несколько дней у мистера Маршланда.
— Понимаете ли, я никогда его не видел. Мы с ним разговаривали по телефону, и я только слышал его голос. Почему–то мне кажется, что не существует его фотографий. Как он выглядит?
Мне показалось, что синие глаза Уодлока блеснули упреком, хотя это лишь предположение:
— Хорошо сложен, брюнет, высокого роста, широкоплечий, черты лица правильные. Я не сумею лучше описать вам его, сэр.
— Он вам не нравится?
Старик напрягся, выпрямил свою спину, согнутую годами.
— Вы, кажется, желали полистать свежие журналы, сэр? Ожидание не будет казаться вам таким долгим!
Это было равнозначно ответу: абсолютно ясно, что Дедрика старик недолюбливает.
— Не стоит беспокоиться. Я немного отдохну, сидя в кресле и ничего не делая.
— Как вам угодно, сэр. — Голос уже не звучал дружелюбно. — Я вам сообщу, если появятся какие–либо новости.
Он удалился на своих длинных подагрических ногах с достоинством архиепископа во время службы, оставив меня в одиночестве в этой комнате, напичканной мрачными воспоминаниями. В метре от моей левой ноги окровавленная голова Суки испачкала ковер. Возле камина, в другом конце комнаты, телефон, с которого доносилось ко мне учащенное, взволнованное дыхание Дедрика. Я повернулся к наружной застекленной двери, которую гангстеры, скорее всего, проследовали с револьверами в руках.
Невысокий худощавый мужчина в панаме и колониальном костюме стоял на пороге. Он наблюдал за мной. Я не услышал, когда он вошел. Собственно, я и не рассчитывал на встречу с ним. В голове моей роились только гангстеры и преступления — потому, завидев этого человека, я едва не подскочил до потолка.
— Я совсем не хотел застигнуть вас врасплох, — тон его был мягок, но несколько пренебрежителен. — Я попросту не знал о том, что вы здесь.
Говоря это, он вошел в комнату и, сняв с головы панаму, положил ее на стол. Я догадался, что появившийся не кто иной, как сам Франклин Маршланд, и принялся разглядывать его уже внимательнее, стремясь обнаружить хоть отдаленное сходство с дочерью. Но так и не нашел У отца крупный, как орлиный клюв, нос, тяжелый подбородок, карие задумчивые и презрительные глаза и полные, почти как женские, губы. Сеть морщин на загорелом лице, густая бахрома белых блестящих волос вокруг бронзовой лысины делали его похожим на Санта—Клауса свежевыбритого и довольно добродушного.
Я счел необходимым подняться из кресла, но он жестом остановил меня.
— Не беспокойтесь. Я хотел бы выпить глоток виски в вашем обществе. — Он взглянул на запястье — тонкий золотой корпус часов. — Четверть седьмого. Как вы на это смотрите?
Я ответил, что это отличный принцип, но иногда надо идти на нарушение правил, чтобы подчеркнуть свою независимость.
Он не придал значения моим словам. Его лицо изображало полную апатию, что позволило предположить: он вообще никогда не слышит своих собеседников.
— Вы — тот самый молодой человек, которому поручено передать выкуп, — сказал он скорее утвердительно, чем спрашивая.
Я подтвердил, что это действительно так, а он в это время уже принес виски и обосновался в кресле напротив моего. Усевшись, он принялся разглядывать меня через бокал, как некое занятное животное.
— Она сообщила мне, что едет с вами.
— Да, она так сказала.
— Я предпочел бы, чтобы она держалась в стороне от подобного дела, но… говорю я ей о чем–то или не говорю — без разницы…
Я пригубил виски, а глаза мои уставились на его белые шевровые туфли. В жизни еще не видел таких маленьких ног у мужчин.
— Мне никогда не удавалось заставить ее прислушиваться к голосу разума. И это печально. Разумеется, старики всегда мелют вздор, но порой это оказывается мудрыми советами, если бы молодежь захотела прислушаться.
У меня складывалось впечатление, что он скорее беседует сам с собой, чем рассказывает мне, потому я и не пытался ему перечить.
Он погрузился в длительное раздумье, на сей раз молча. Я еще закурил и постарался придать своему лицу умное выражение: на случай, если у него снова возникнет желание общаться со мной.