Чеченские рассказы
Шрифт:
Худощавое лицо Козака морщило солнце, а сам Козак был презрительно-мрачен. Все были слегка пьяны и томились от жары. И, вероятно, это обстоятельство спасло Шарнирова от осмотра НП, представлявшего собой яму, вертолётной посадочной площадки, представлявшей описанный выше круг… и других не менее замечательных сооружений третьего ВОПа.
Между тем бойцы Шарнирова надели каски и застыли в стрелковых ячейках, а Шарниров сделал навстречу поднявшемуся Проткину четыре вполне молодцеватых строевых шага, козырнул:
– Таварищ паалковник! Командир третьего ВОПа, младший лейтенант Шарниров.
Невнятным произнесением звания "подполковник", так чтобы вроде и не "полковник",
– Кепку постирай, воин! Как ты будешь в ней с чехами воевать? Главкому не вздумай так докладывать, как мне сейчас… Записывай рапорт Главнокомандующему, – сказал Проткин строго.
Я забыл сказать, что вся эта буча с табличками, НП и площадками случилась из-за известия – "К нам едет Главком". А уже после получения такого известия Проткин решился впервые посетить свои опорные пункты. Кстати, это именно Главком, а не Проткин, предпочитал передвигаться в Чечне на вертолёте. Проткин предпочитал в Чечне сидеть в своём вагончике и лишний раз из него не высовываться.
Короче говоря, Шарниров достал из заранее заготовленной планшетки ежедневник, ручку и стал записывать за Проткиным, который диктовал: "Товарищ Главнокомандующий. Мы находимся на южной окраине н.п. Ца-Ведено, один километр пятьсот метров севернее Ведено. Первый мотострелковый взвод шестой мотострелковой роты занимает ВОП… – здесь отметишь три точки… Да… а с какой стороны у тебя чехи будут наступать?"
– Как с какой? – Этот вопрос даже невозмутимого Шарнирова привёл в замешательство… Дело в том, что чехи могли наступать с какой угодно стороны. На то он и опорный пункт с круговой обороной. Зелёнка со всех сторон, кроме одной стороны, там, где дорога, и откуда поднялся Проткин. Только с этой стороны и не могли наступать чехи, если они, конечно, не полные кретины, – местность открытая аж до обрывов за рекой.
– Противник у тебя будет наступать оттуда! – и Проткин махнул рукой в обрывы, а Шарниров открыл рот… – Пиши дальше: "…С передним краем по рубежу… отметишь рубеж (Шарниров кивнул и стал писать, сокращая слова)… и выполняет задачи по обеспечению безопасности прохождения колонн. Обороняя ВОП номер три, основные усилия сосредотачиваю на удержании позиций первого мотострелкового отделения. Огневое поражение противника организовываю по периодам огня: Первое – при выдвижении противника из глубины на дальних подступах наношу огневое поражение средствами старшего начальника, а также приданными огневыми средствами. Второе – при развёртывании противника в боевой порядок – средствами старшего начальника, а также приданными и штатными средствами по участкам сосредоточенного огня. Третье – при атаке переднего края наношу огневое поражение всеми имеющимися средствами, в том числе с использованием минно-взрывных заграждений. Боевой порядок в один эшелон…"
Изгаляясь над военным гением Проткина под видом рвения, Шарниров переспрашивал: "Как, как?"… или даже: "Повторите, пожалуйста, своё предложение". От чего Козак ещё больше изнывал и кривился, а Проткин, не замечая подвоха, терпеливо повторял: "…Боевой порядок в один эшелон"… Шарниров же на самом деле давно изображал в своём ежедневнике нечто вроде кардиограммы, с закорючками, но без букв. Он сообразил, что командир полка просто диктует ему один из текстов, заученных им в академии. Шарниров машинально водил ручкой в ежедневнике и представлял лихое наступление походной колонны чехов. Как бы на его глазах чехи разворачивались в цепи и под ураганным огнём пёрли через реку в брод. Этой выразительной картине по мотивам Великой Отечественной войны не хватало только танков.
Закончив диктовать, Проткин выдохнул перегар, обошёл клумбу с семенами, окантованную белоснежным булыжником, повис на турнике и подтянулся раз двадцать, несмотря на сорок лет, пузо и модную разгрузку с восьмью магазинами.
Во время физкультурных упражнений командира полка Павлёнок умудрился всё-таки ознакомиться с новыми сооружениями третьего ВОПа; всегда страдающий похмельем Забуцкий пошёл к уазику; а Козак закурил, предложил сигарету Шарнирову и сказал ему: "На тебя медаль лежит за Дагестан в штабе. Приедешь – заберёшь"… Шарниров, в общем-то, нравился Козаку – "Драть и драть его ещё конечно, но командирская струнка присутствует".
Когда Проткин с Козаком спускались на дорогу, к Шарнирову подошёл Павлёнок с новенькими золотистыми звёздочками в погонах (он недавно получил капитана и пренебрегал ради этого долгожданного события маскировкой): – Ну что, выставил секрет?
– Конечно! – Шарниров произнёс – конеЧно, с нажимом на "е", а не конешно.
– Молодец! Я думал, ты не выставишь, – сказал Павлёнок, – а то Козак залупил: выстави секреты по ходу следования командира и доложи координаты, а у меня откуда карта?.. Ну я ему первые попавшиеся цифры с фонаря.
Шарниров ничего на это не ответил (не говорить же Павлёнку, что он козёл), и Павлёнок устремился вслед за начальством. Он был пьян заметнее всех, а когда Павлёнок выпивал, он становился добрым и разговорчивым.
Короче, все погрузились, и в сопровождении бэтээров уазик помчался на следующий второй ВОП. Проводив колонну глазами, Шарниров зевнул и пошёл прилечь в землянку. По пути он надел на радиста Михалочкина кепку, в которой встречал командира полка, со словами: "Кепку постирай, воин! Как ты будешь в ней с чехами воевать?"
***
Вторым ВОПом полка (на который поехал Проткин после посещения третьего) в июне 2000 года командовал я. В отличие от Шарнирова я по неопытности добросовестно записал "рапорт Главнокомандующему", – что позволило мне привести отрывок этого документа дословно… Вернувшись из Чечни, я стал тяготиться службой и в конце концов был уволен из армии. А Толик Шарниров погиб в бою через два года где-то под Хатуни – вёл огонь из пулемёта, прикрывая вынос раненого.
Лейтенант Шарниров (это действительно его настоящая фамилия) посмертно награждён орденом Мужества, похоронен в станице Северской Краснодарского края. За счёт средств местной администрации ему воздвигли красивый гранитный обелиск между могилой Неизвестного солдата и памятником матросу, погибшему на подводной лодке "Курск".
Капитан Корнеев
Я и несколько бойцов были выгружены с брони на горную дорогу у одного из наших взводных опорных пунктов. Сопровождающий капитан должен был половину солдат и часть почты везти на следующий ВОП, но вышедшему к нам офицеру он передал поручение отправить бойцов при случае дальше, запрыгнул на бэтэр и уехал.
– Ну что ж, пойдёмте.
Обращение на "вы" приятно удивило меня и сразу расположило к офицеру. За два месяца в полку я уже привык к тому, что и старшие лейтенанты, и капитаны, и майоры – все друг с другом на "ты" и при солдатах называют себя Вадиками и Димами. Позже мы, конечно, перешли на "ты", но первое благоприятное впечатление об этом человеке навсегда осталось у меня и сопротивлялось потом всему тому, что говорили о нём плохого, как и всегда злословят сослуживцы о каждом за глаза.