Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы
Шрифт:
— В «Тесле», в Нижней! Затащил меня туда один мой знакомый, кадровик Трнкочи, — прокладывает Рене первый пришедший ему на ум ложный след, но вместе с тем и самый что ни на есть отдаленный, дабы не только удержать Ван Стипхоута от визита, но и исключить всякую возможность разоблачения этой лжи… И тут он вдруг вспоминает, что Ван Стипхоут уроженец Дольнего Кубина, удаленного от Нижней всего на каких-нибудь тридцать километров. Ван Стипхоут еще понапрасну утрудит себя — Рене охватывает внезапный порыв сострадания к прозаику. Это то самое мгновение, когда Ван Стипхоут мог бы запросто попросить взаймы! Однако ничего не подозревающий Ван Стипхоут счастливое мгновение упускает.
— В глубинке, на производстве, царь? Выполняешь, перевыполняешь? Всенепременно тебя навещу!
— Приезжай! — говорит Рене и бросается к приплывающему трамваю. — Найдешь меня в редакции многотиражки, буду рад.
— Один момент! — кричит ему вдогонку Ван Стипхоут. — Подкинь сотенку, царь! Когда приеду, шинель пропьем!
Поздно. Трамвай с нашим Рене на борту уже плавно удаляется.
Рене всегда что-то выпускает из памяти, забудет он и это пустячное событие — не вспомнит о нем и тогда, когда Восточнословацкий металлургический известит его, что он, как беспартийный, в заводскую газету принят быть не может. Взвесив все «за» и «против», Рене переберется из Братиславы в свою родную Жилину и подаст новое заявление — на сей раз туда, где у него есть знакомый, и даже кадровик, — в «Теслу Орава». Несколькими днями позже он получит анкету; заполненную, возвратит ее и с нетерпением станет ждать первых фокусов зимы и окончательного ответа.
Примерно в то же время и Ван Стипхоуту становится как-то не по себе в его наемной братиславской квартире. Виной тому визит каких-то личностей, характер которых хозяйка его, вдова Крупинкова, не может с достаточной точностью определить.
— Искали вас тут двое, — сообщает она в один прекрасный день Ван Стипхоуту.
Ван Стипхоут: — Какие еще двое?
Вдова Крупинкова: — Бог их знает, не представились.
Ван Стипхоут: — А в чем были одеты?
Вдова Крупинкова: — В плащах оба.
После такого ответа она тут же лишается квартиросъемщика, кстати сказать неплатежеспособного. Ван Стипхоут решает незамедлительно перекочевать из стольного града в Дольни Кубин. Что явилось причиной беспокойства — понять трудно, однако прозаик полон намерений не возвращаться в столицу до самой весны. А уж раз он в Дольнем Кубине, как же не навестить в ближайший же день Рене в недалекой Нижней!
Но ни Рене, ни кадровика Трнкочи на заводе он не обнаруживает.
Впрочем, о получении анкеты Рене Ван Стипхоута тут же извещает доктор Сикора, юрист завода и заведующий секретариатом директора в одном лице, в котором прозаик узнает своего давнего друга еще по дольникубинской гимназии.
В тот момент, когда Ван Стипхоут проверяет достоверность сведений, сообщенных ему Рене, сведения эти пока еще не соответствуют действительности, но в такой незначительной степени, что прозаика это ничуть не смущает. Напротив, благоразумие, с которым он оценивает соотношение между ложью и правдой, позволяет ему в данный момент сделать вывод, что Рене — человек даже более правдивый, чем он предполагал. «Нет, не ошибся я в Рене, — думает он. — Так пусть же и Рене не ошибется во мне».
Доктор Сикора: — А что за человек этот Рене? Стоит ли его брать?
Ван Стипхоут: — Рене — гигант поэзии! Вам просто как воздух нужен здесь такой человек, Игорь!
Доктор Сикора: — Только бы нас не изобразил!
— Разумеется, изобразит! Да что там изобразит — вознесет, воспоет! В Братиславе ему ничего не стоило заделаться главным редактором, но он отказался! По собственной воле почел за благо пойти на производство, дабы воспевать! Да, между прочим, — шепчет Ван Стипхоут, наклонившись к доктору Сикоре, — он указывает в анкете, что у него отец за решеткой?
Доктор Сикора: — Нет, не указывает.
Ван Стипхоут: — А отец за решеткой. Потому Рене и выгнали из редакции, в которой он работал еще в университетские годы. Протяните человеку руку помощи.
Доктор Сикора: — Протянем. А ты-то как?
Тут Ван Стипхоут смекает, что он запросто мог бы выбить у Рене из-под носа место заводского редактора. Да полно, он не сделал этого раньше, даже напротив — посодействовал другу, а уж теперь, если бы и попробовал получить это место, вряд ли бы преуспел. В конце-то концов прозаик Ван Стипхоут о такой жалкой должности, как редактор заводской газеты, и не помышляет. Куда предпочтительнее возвыситься в собственных глазах в роли благодетеля Рене! А что, если у доктора Сикоры стрельнуть сотню? Но в эту секунду отворяется звуконепроницаемая дверь в противоположной стене, и на пороге появляется коренастый мужчина в очках.
— Итак, доктор, я еду в Жилину, — отчеканивает по-чешски очкарик.
Доктор Сикора: — Машина ждет, товарищ директор.
— Прошу прощения, мое имя Ван Стипхоут, — отрекомендовывается наш герой. — Друг Игоря. Не могу ли с вами доехать до Дольнего Кубина, товарищ директор?
Видение поездки в директорской машине затмевает в воображении прозаика видение сотенной.
— Это мой земляк, — говорит доктор Сикора. — Молодой писатель, я как раз расспрашивал его об этом Рене, которого мы решили принять, они хорошо знают друг друга.
— Что ж, пожалуйста, довезу вас, — говорит директор, протягивая Ван Стипхоуту руку.
И вот машина уже в пути.
— Красивый завод, слов нет — жемчужина, — заводит разговор Ван Стипхоут, важно развалясь на заднем сиденье — директор сидит рядом с шофером.
— Ну полно! Хороший — пожалуй, но чтоб красивый — уж это навряд ли.
— Отлично сформулировано! Но так или иначе, а завод прекрасен. Прекрасен, как прекрасно обещание чего-то еще незримого, ну, как, скажем… скажем… э-э-э… не видно поезда, но уже слышен его свист, да-да! И в этом свисте есть уже красота! Выполняете, полагаю?
— Да, конечно. А скажите, вы, как молодой писатель, где-нибудь работаете?
— Нет-нет. То есть да, работаю, в том смысле, что у меня множество важнейших литературных задач! Но разрешаю я их на дому.
— А вы не хотели бы работать у нас?
Ван Стипхоут сегодня уже позабавился с этой идеей. Она, конечно, ласкает и манит. Кроме того, в данный момент на заводе «Тесла Орава» он знает уже трех человек, включая Рене, и надо сказать — все они ключевого значения.
— В каком же качестве?