Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы
Шрифт:
— Н-да, не везет вам. Не было бы высшего, мы смогли бы положить вам больше, на этой должности изрядная вилка, но, поскольку у вас высшее, придется определить вам зарплату соответственно приказу о поступающих на работу вузовцах. После всех удержаний и квартплаты получите на руки девятьсот тридцать крон.
Товарищ Пандулова тоже улыбается.
И Рене улыбается. Сознание, что он жертва высшего образования, поднимает его в собственных глазах.
Из бухгалтерии они идут к директору. Этот путь уже знаком Рене. Он изображает на лице дружескую улыбку, предназначенную для доктора Сикоры, но, к сожалению, доктора Сикоры в секретариате
Товарищ Пандулова: — Директор у себя?
Секретарша: — Да.
Рене предполагает, что товарищ Пандулова попросит секретаршу доложить о них, но товарищ Пандулова сама подходит к звуконепроницаемой двери и стучит.
— Войдите! — доносится из-за двери.
Товарищ Пандулова тем временем уже успевает открыть дверь:
— Честь труду!
— А-а, честь труду, товарищ Пандулова! — звучит в ответ из глубины комнаты чешский вариант того же товарищеского приветствия.
— Здесь товарищ Рене, — говорит с порога товарищ Пандулова.
— Новый редактор? Что ж, только на две минуты, не больше.
У директора Поспишила в самом деле времени сегодня в обрез. Впереди совещание о поставках в Египет. Затем собрание по поводу перевода производства на поточный метод. И еще комиссия с результатами проверки отопительной системы.
Но Рене не посвящен во все это. В кабинет директора он входит вслед за товарищем Пандуловой с каким-то странным чувством. Может, завидует, что вот этот самый коренастый очкарик, который сейчас их приветствует, при первой встрече с Ван Стипхоутом располагал не двумя минутами, а минимум часом? Пожалуй, это так. Правда, они ехали в машине. На директоре Рене замечает прежде всего белый халат. Он уже обратил внимание, что в белые халаты облачены все служащие. Однако увидеть в нем директора никак не ожидал.
— Итак, добро пожаловать! — говорит директор Поспишил. — Садитесь! Принимаем вас, но смеем надеяться, что не сбежите от нас сразу же, едва начнете работать. Задержитесь хотя бы годика на два, на три!
Директору не понадобилось готовиться к этой встрече ни сознательно, ни подсознательно. К таким ситуациям он готов постоянно. Как-никак он директор. И Рене одобряет профессиональное мастерство, с которым тот, начиная с этой минуты, руководит уже и им.
— Годика два-три можно, — соглашается он.
— Зарплата не ахти какая, конечно. Как, товарищ Пандулова, вы уже подсчитали в бухгалтерии? Есть ли у вас какая-нибудь личная просьба?
У Рене есть просьба. Хорошо бы в общежитии получить отдельную комнату, чтобы после работы заниматься литературным трудом.
— Это, пожалуй, не так-то просто, — улыбается директор Поспишил, вздыхая в знак того, что аудиенция подходит к концу.
[8]
РЕНЕ ВСЕЛЯЕТСЯ
— Теперь ступайте устраивайтесь, а завтра — за дело, — прощается с Рене и товарищ Пандулова, передавая его попечению завхоза предприятия, товарища Жуффы.
Товарищ Жуффа отправляется с Рене сначала на склад — и вот он, миг удачи: Рене тоже получает белый халат. Примеряет его. Длинен. Рукава также.
— Подогнете, — говорит завхоз и подводит Рене к доске, разделенной на множество квадратов; к каждому из них пришпилена оранжевая карточка с именами. Завхоз глубоко задумывается.
— Подселю вас к Тршиске.
Он снимает одну карточку и, не спрашивая имени Рене, вписывает его. У Рене аж сердце тает: уже привыкают к его имени, значит, и к нему привыкнут.
— Это в трехсот семидесятой, во-о-н тот трехэтажный домик, — указывает завхоз в окно на будущее жилище Рене. — Звякну комендантше.
И вот Рене уже шагает к этому дому, держа в руке свой непрактичный чемодан. Получая его в проходной у вахтерши, он вел себя уже куда смелее: да, он будет здесь работать. Прошел и даже на рукоятку не нажал.
Комендантша уже ждет его у трехсотсемидесятой. Белокурая, красивая. А что, если влюбиться в нее? Она открывает квартиру, прямо напротив своей, комендантской, — под общежитие приспособили обыкновенный жилой дом. Трехсотсемидесятая — трехкомнатная. Следом за комендантшей и Рене в прихожую вбегают двое белокурых хорошеньких мальчиков. Это дети комендантши, стало быть, она замужем.
Комендантша: — Здесь пока живет один пан Тршиска.
И впрямь: на стеклянной двери в одну из комнат — металлическая табличка: МИРОСЛАВ ТРШИСКА.
Комендантша открывает стеклянную дверь, мальчики, вбежав первыми, кидаются на кровать.
— Пан Тршиска всегда им рисует. А вы рисуете?
— Нет, не рисую.
Комендантша, словно разочаровавшись, что Рене не рисует, выпроваживает детей и уходит сама. Рене, закрыв за ней дверь, обводит глазами комнату. Кроватей — три. Это его несколько обескураживает. С мыслью, что будет жить с Тршиской, он уже как-то свыкся. Но втроем? Совсем приуныв, он садится на одну из кроватей. Передохнув с минуту, встает, открывает шкафы. Их два, и оба уже набиты Тршискиными вещами. Рене закрывает шкафы, оставляя чемодан нераспакованным. Выходит на балкон. Оттуда видна река, а за ней холм, об эту пору весь белый. От дома до берега реки — рукой подать, к нему проложена тропинка, переходящая в маленький, но изящный висячий мостик для пешеходов, а может, и для велосипедистов. Морозно, Рене возвращается в комнату. За шкалу радиоприемника засунута фотография. На ней — группа женщин в купальных костюмах, но привлекательна лишь блондинка посередине. С которой же у Тршиски роман? На приемнике лежит пачка номеров «Техники связи». Полистав один, Рене наталкивается на вещи, которые пугали его всю жизнь. Для него это темный лес. Вот если бы новый сосед ввел его хотя бы отчасти в курс этих вещей! Отложив журнал в сторону, он растягивается на кровати — самой отдаленной от радио, а посему наверняка свободной. Два часа дня, пора бы и пожаловать Тршиске.
Тршиска является только около трех. Незадолго до того, как ему войти, за дверью поднимается возня: конечно, это комендантшины мальчики поджидали его прихода. Они пулей влетают в комнату, за ними входит высокий мужчина в ушанке. Рене удовлетворен: при выборе головного убора в Жилине он поступил в равной степени мудро. Кстати, где она, его ушанка? Эге, да она парит в воздухе! Мальчишка схватил ее со стола и неустрашимо поддал ногой. Другой крутит ручку приемника. Но Рене уже недосуг следить за траекторией полета ушанки — он молодцевато вскакивает с постели. Около двух, когда ему казалось, что Тршиска с минуты на минуту войдет, он принимал более достойные позы: теперь же, когда Тршиска действительно входит, Рене так и не успевает принять позу, которая в наибольшей степени соответствовала бы ритуалу знакомства.