Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы
Шрифт:
— А что, если нам подпоить их?
Шутка Рене приводит Тршиску в восторг:
— Ха-ха-ха! Придут домой косые, она сразу потеряет охоту их сюда совать, так ведь, Иван? Преспокойненько оставит их за дверью. Этот ее комендант то и дело закатывается домой подшофе, а потом крик подымает — оглохнуть можно. Небось имел честь познакомиться с Фркачем, Иван, знаешь ведь его, правда?
Рене утвердительно кивает.
Тршиска: — Да и как тебе его не знать, ведь это он доложил, что охранник застукал Клайнайдама, когда тот спал, ты же сам, Иван, мне рассказывал.
— Не
Тршиска смеется:
— Ну да, как бы не так! Он к тому же еще и опасный, по роду службы вооруженный. И тебе не мешало бы еще знать, как он однажды за Вавреком гнался по лестнице, хотел его хлопнуть!
Для Рене уже и Ваврек личность известная: это тот паренек с верхнего этажа, что в день приезда Рене боролся с неполадками центрального отопления. Но про опасную для жизни историю он слышит впервые.
— Ваврек тебе ничего не рассказывал? Фркач — это ж такой ревнивец, а Ваврек, дурак дураком, комплименты все отпускал его благоверной. Понимаешь, Иван, Фркач-то на нее не тянет. У бабенки, видать, еще кровь играет, а он мужик точно щепка, ха-ха-ха, Иван, ей-ей точно щепка, — смеется Тршиска своей шутке: ведь по-чешски его имя значит именно «щепка». Может, ему и не в радость собственный каламбур, но что поделаешь, коль он сам собой получился. Рене смеется вместе с ним, а про себя благодарит судьбу, что до комплиментов белокурой комендантше он пока еще не дошел, хотя и был близок к тому. И не дойдет. Нет, его все-таки не подставишь под пулю, как Пушкина.
— А ребятки симпатяги, — говорит Рене, глядя на мальчиков. Интересно, думает он, могут ли малыши передать родителям их разговор? Еще маленькие, но, пожалуй, могли бы.
— Да, ребятки что надо, — соглашается Тршиска. — На, Яроушек, попробуй лимонадика, попробуй, Яроушек! — ласково называет он мальчика на свой чешский лад.
Тршиска дает попить Ярко, Рене — Палько. Палько не хочет, вертит носом. А брат уговаривает его:
— Попробуй лимонадику, Палько, ну попробуй.
И Ярко еще раз отхлебывает из стакана Тршиски. Палько, видя это, отхлебывает из стакана Рене.
— Ну как, понравился лимонадик, ребятки? Вкусный, верно?
Мальчики морщатся, им попался лимон. Рене и Тршиска удовлетворены — этого они как раз и добивались.
— Ага, вкусный лимонадик, — соглашается Ярко.
— Хочешь еще?
— Больше не хочу.
— Ну попробуй еще, — говорит Рене Палько. — Попей еще лимонадику.
— Вот видишь, и ты давай! — уговаривает Тршиска Ярко.
Мальчики пьют, отфыркиваются. Их куда больше тянет побегать по комнате. А Рене с Тршиской довольны. И бутылка-то, гляди, пуста.
Рене мчится в магазин за другой бутылкой. Вернувшись, застает Тршиску в кровати. Он лежит, согнув ноги. На коленях у него сидит Ярко. Тршиска подкидывает его: «По кочкам, по кочкам, гоп — в ямку!» И Ярко, проваливаясь между колен, заливается смехом.
— Ну, твое здоровье!
— Что ж, поехали!
Они, смеясь, чокаются первым бокалом из второй бутылки. Явно, что мальчикам чоканье нравится — они тоже смеются. Стоп, новая идея!
— Ребятки, хотите с нами чокнуться?
Новая идея имеет успех — Ярко хочет.
— А теперь надо выпить, — говорит Рене.
Ярко пьет.
— Ну и с тобой давай чокнемся, Павличек!
Палько чокается, но пить не хочет.
— Чоканье без питья не считается, — замечает Рене.
— Нет, — вставляет Тршиска, — так не годится. Так дядя обидится.
— Ну пей, Палько, — приказывает Ярко, и Палько пьет.
Рене и Тршиска весело гогочут и мало-помалу забывают про мальчиков. Однако — что за оказия? — мальчики заставляют о себе вспомнить. Они все еще носятся по комнате, но уже не так, как раньше, — то и дело брякаются на пол.
Рене пугается. Придут домой — родители сразу обо всем догадаются, это, конечно, нужно было учитывать.
— Опьянели мальчишки, — говорит он.
— Да вроде, их так и мотает туда-сюда, — смеется Тршиска.
Рене тоже смеется, но уже не так бурно.
— Гляди, Иван!
Мальчики, столкнувшись, замертво плюхаются на пол. Рене тоже в подпитии, а Тршиска, по всему видать, совсем захмелел. Хоть Тршиска и сыт, а он, Рене, пьет на пустой желудок — обед в заводской столовой разве что поковырял чуть, — все-таки сказывается его большая натренированность по сравнению с Тршиской. А может, этому парню и вправду все трын-трава?
Ярко выходит на балкон. Палько засыпает на ковре. Во сне его рвет. На Рене снова накатывает страх. Ярко вернется, увидит брата в таком виде, дома нажалуется. Он выходит на балкон к Ярко. Там ботинки и все, что полагается для чистки обуви. Рене соблазняет Ярко новым развлечением — а не почистить ли ему ботинки? Он будет чистить ботинки, думает Рене, а они тем временем приведут Палько в порядок!
— Шляпу долой, Иван, — смеется Тршиска. — Вот ведь умеешь прибрать к рукам мальчика: работает на тебя и даже не сечет, что работает, так ведь, Иван? А удержит он хоть башмак-то?
— Тот, постарше, вроде бы трезвый, — говорит Рене.
— Ну не скажи, Иван, — возражает Тршиска, — тоже окосел малость.
— На балконе из него все выветрится. Давай-ка этого приведем в порядок.
Рене приподнимает спящего мальчика и, насколько возможно, очищает его рубашку.
— Если тот, старший, почти трезвый, — рассуждает он вслух, — как же этот малец умудрился так налакаться? Пили-то они вроде поровну.
— Вот именно, — вторит ему Тршиска, — Глянь-ка на эти кусища! Он дома явно чего-то налопался. Дома натрескаются невесть чего, а потом их выворачивает.
Спящего мальчика Рене укладывает на кровать, очищает ковер.
— Проспится — как огурчик будет, — говорит Тршиска и тут же разражается хохотом: — А ты видел, как они спотыкались?
И Рене после принятых мер становится легче:
— Комендантше скажем, что мальчики пили лимонад.
— Не бойся! Этот их папочка уже поди дал им дома лизнуть. И она тоже хороша: уматывает преспокойненько из дому, а их спихивает, кому придется — авось присмотрят.
— Ее нет дома?
— Нету, конечно.