Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы
Шрифт:
— Хроника? Ах да, хро-о-оника! — восклицает Ван Стипхоут и улыбается с видом замороченного делами сотрудника. — Наблюдаем, записываем!
И товарищ Пандулова глядит на Ван Стипхоута с недоверием и сомнением. Конечно, это незаурядный человек, но ведь и феномены бывают разные. То, что Ван Стипхоут одолевает два дела сразу, в конце-то концов, у нее, как у главного редактора-председателя-заведующей, не вызывает особого удивления.
— А материал у вас есть?
— Материа-а-ал собира-а-а-ется, — привирает Ван Стипхоут. Он еще и не думал приступать
— Сходите в деревню, ознакомьтесь с деревенской хроникой. Там немало и о заводе найдется, правда лишь до начала прошлого года, потом товарищ, который писал деревенскую хронику, женился, начал строиться и работу над хроникой забросил.
— Это что-то уму-у-у непостижимое! — восклицает Ван Стипхоут. Но затем, из опасения, что сболтнул лишнее, хотя опасение это излишне, молвит: — Я о ней знаю.
Жилье Ван Стипхоут получает в том же общежитии, что и Рене. Завхоз поселяет его даже в той же квартире, в соседней комнате, вместе с новым инженером, низеньким заикающимся человечком по имени Годковицкий.
— А хотите, поменяйтесь с Тршиской, — советует завхоз.
Но с инженером Годковицким в первый же день — он в общежитии еще, верно, и часа не пробыл — приключилась такая история: он чистил ботинки в общей передней, а тут из своей комнаты вылетел Тршиска и выставил его на лестницу! С тех самых пор между ними неприязнь, Рене, зная о ней, чувствует, что переход Годковицкого к Тршиске или Тршиски к Годковицкому — дело нешуточное, надо подойти к нему деликатно, а то и вовсе повременить. В общем-то, Рене с Ван Стипхоутом, разве что за вычетом ночных часов, и так неразлучны. Вместе на работу, вместе с работы, и многие, даже не знающие их имени, уже издали улыбкой привечают вышагивающую по улице шапку-ушанку, а рядом с ней — французский берет. Обеденным перерывом друзья не пользуются — Ван Стипхоут убедил Рене в том, в чем тот уже давно не сомневается: заводская кухня ни к черту не годится. В 14.10 они уходят с завода, по дороге домой покупают консервы, всегда одни и те же — китайскую свинину за 9.20. Рене, открывая их, сразу же чуть отъедает.
— Нечистая работа! — возглашает Ван Стипхоут, поймав Рене на месте преступления, но, если Рене не видит, тоже отъедает малость, а уж потом начинает что-то варганить. — Спокойно, царь, учись, учись! В армии я был поваром!
Рене, конечно, трудно в это поверить. В армии Ван Стипхоут был всего лишь недели две, потом получил белый билет. Однако приготовленные им консервы вполне съедобны; перемешанное с двумя яйцами мясо они едят из одной кастрюли, одной ложкой по очереди: раз один, раз — другой, им обоим это противно, но что поделаешь, коль у них нет больше ни кастрюль, ни ложек.
На заводе Ван Стипхоут занят меньше, чем Рене, — ведь никто никакого дела ему не поручает, каждый лишь с любопытством ждет, на чем же Ван Стипхоут остановит свой выбор. А Ван Стипхоут, в общем-то, ни на чем его не останавливает, предпочитая целыми днями разговаривать с разным народом — а в конце-то концов, чем занимаются психологи? Беседуют. Чаще всего Ван Стипхоут отправляется побеседовать в редакцию, к Рене. У Рене меньше свободного времени, чем у Ван Стипхоута, друг-психолог частенько отрывает его от работы, которая должна быть готова к сроку, и товарищ Пандулова нет-нет да и обронит:
— Ван Стипхоут только мешает вам.
Но Рене любит, когда Ван Стипхоут мешает ему, и обычно ждет его с нетерпением.
И особенно тогда ждет, когда предстоит идти за материалом в цех. Рене до сих пор мало что смыслит в телевизионных делах — в производственных условиях он чувствует себя по-прежнему неуверенно. А Ван Стипхоуту вроде бы все нипочем — рядом с ним ты и сам молодец! Придут они, к примеру, в цех ВЧ-блоков — Рене до сих пор не знает, что такое ВЧ-блоки, Ван Стипхоут и подавно не знает, но вида не показывает. Он психолог.
— Какие у вас проблемы, товарищ? — спрашивает психолог мастера, входя в цех, — нынче здесь один Райнога.
— Мы хотели бы осветить в заводской газете проблемы вашего цеха, — быстро вставляет и Рене.
— Ну, есть проблемы, проблемы можно найти, — говорит Райнога. — Простои, к примеру.
Издалека доносится мягкий шорох — тридцать женщин в цеху хихикают.
— Простои, так-так, — поддакивает Ван Стипхоут, догадываясь, что такое простои.
Райнога: — Не хватает держателей. Нам должны поставлять ежедневно 3000 штук, а мы их и в глаза не видим.
Рене понятия не имеет, что такое держатели, но заносит в блокнот — те, что прочтут, те-то уж будут иметь понятие.
— Держатели? Серье-е-езное дело! — восклицает Ван Стипхоут. Даже он не знает, что такое держатели. — А в чем еще испытываете нужду, товарищ? Попробуем, займемся.
Райнога: — Ну, еще не хватает нам монтажных плат, контактных пружин… А потом еще требуют, чтоб план выполняли.
«Монтажные платы… контактные пружины…» — строчит Рене. Ни он, ни Ван Стипхоут не имеют о том даже отдаленного представления.
— А как на это смотрят товарищи женщины? — спрашивает на сей раз Рене, чтобы хоть о чем-то спросить — ведь рядом с Ван Стипхоутом он чувствует себя круглым дураком.
Райнога: — Пожалуйста, сами спросите! Девушки! Тут товарищи из газеты хотят потолковать с вами. Вам одну или двух позвать? А лучше — ступайте к ним сами.
Наши герои устремляются к столикам девушек. Рене обводит их беглым взглядом — Баниковой нет среди них, это опять не ее смена, — господи, и о чем же их спросить?
Но Ван Стипхоут уже нашелся: — Так как, товарищи девушки, работа кипит?
Девушки ухмыляются. Вопрос без адреса, ни одна не чувствует себя обязанной отвечать.
— Товарищ мастер говорит, что у вас простои, — помогает спасти положение Рене. — Какое на этот счет у вас мнение?
Но и этот вопрос без адреса. К счастью, одна отвечает:
— Пускай нас деталями обеспечивают.
— А то и работать-то не с чем, — добавляет еще чей-то голос.
Рене быстро записывает, ситуация, в которой они очутились, кажется ему совершенно дурацкой.