Человек-Т, или Приключения экипажа "Пахаря"
Шрифт:
– Ладно. Как хотите. Вы сейчас куда?
– Домой, – сказал я. – Спать.
– Может, подвезти? Мой шофер вас отвезет. Было видно, что ему с большим трудом дается обычный человеческий разговор.
– Спасибо, я привык к метро. Так быстрее. Пробки не мешают.
– Тогда до встречи.
– До свидания.
Мы с Машей вышли за ворота больницы и направились к ближайшей станции метро.
– Зря ты, наверное, так, – сказала Маша. – Он опасный человек. А с другой стороны, мне понравилось, как ты с ним говорил. Я тобой даже гордилась. Богатые…. Воображают,
– Не переживай, – сказал я. – Все нормально. Разберемся. Ты не занята сейчас?
– Нет.
– Поехали ко мне? Я соскучился.
– Поехали.
И мы поехали ко мне.
Так бывает. Кажется, устал настолько, что стоит прилечь и тут же провалишься в сон. Но вот ложишься и с ужасом замечаешь, что сон бежит от тебя, как черт от ладана, мысли и образы носятся по кругу в измученном воспаленном мозгу, и желанный покой не только не приходит, но и присниться не может, потому что присниться ему тебе негде.
В таких случаях нет лучшего средства, чем любимая женщина рядом.
Она одарит нежностью и заботой, остудит и растворит в себе злое напряжение твоих раскаленных нервов, утихомирит судорожную нездоровую силу, прошепчет на ухо с десяток волшебных слов любви и благодарности и тихо уснет у тебя на плече, щекоча разметавшимися волосами твою щеку. И ты, глядя на ее чудное, прекрасное и такое беззащитное лицо, сам не заметишь, как тоже вслед за ней скользнешь в долгожданный и глубокий сон.
Я проснулся от звяканья посуды на кухне, солнечного луча на подушке и Машиного голоса:
И я была девушкой юной,
Сама не припомню когда;
Я дочь молодого драгуна.
И этим родством я горда.
Трубили горнисты беспечно,,
И лошади строились в ряд,
И мне полюбился, конечно, конечно,
С барсучьим султаном солдат! [1]
Так пела Маша, и я впервые слышал эту песню.
1
Стихотворение Роберта Бернса (вольный перевод Эдуарда Багрицкого).
– А вот и завтрак в постель! – воскликнула моя любовь, появляясь на пороге комнаты с подносом в руках. Одета она была в мою рубашку, которая лишь до известной степени прикрывала ее соблазнительнейшие бедра.
– Нет уж, – разглядев мои намерения, засмеялась Маша. – Сначала завтрак и душ, а потом уже все остальное. Кстати, у меня сегодня выходной.
– И это замечательно! – одобрил я, откусывая от бутерброда с сыром. – Что за песня? Никогда раньше не слышал. Хорошая.
– Я всегда говорила, что журналюги, а в особенности
Я усмехнулся, сделал глоток кофе и сказал:
– Журналисту не нужно быть образованным. Тем более репортеру. Бойкого пера, нахальства и стремления любой ценой получить информацию вполне достаточно.
– Да уж, в нахальстве вам не откажешь, – согласилась Маша. – Ладно, так и быть. Это Роберт Бернс. Правда, я не помню, чей перевод.
– И кто у нас после этого тундра? – осведомился я.
– Ты. А я – лесотундра.
– Тоже неплохо, – засмеялся я.
– Но все-таки!
А потом был душ, бритье, любовь, любовь и снова душ, и опять любовь… и окончательно из постели мы выбрались только к обеду.
Готовить еду самим было неохота. Да и зачем, когда есть деньги? Посему решили отправиться в ближайший торговый центр, где имелся недорогой японский ресторанчик, и полакомиться суши.
В это время народу в ресторанчике и самом торговом центре было немного, и мой любимый столик на втором этаже, куда вела изящная винтовая лестница, оказался свободен.
Суши не располагают к безудержному веселью. Суши располагают, наоборот, к вдумчивой созерцательности собственных вкусовых и прочих ощущений, а также к неторопливой дружеской беседе. Таковую мы и вели.
– Все-таки интересно, – сказала Маша, старательно изображая рассеянную задумчивость, – как тебе удалось достать лекарство. Могущественному папе не удалось, а тебе удалось.
– Любое могущество ограниченно, – ответил я важно. – Даже мое.
– О! А ты стал могущественным? Что-то раньше я за тобой этого не замечала.
– Все меняется, знаешь ли…
– Ой, как ты меня заинтриговал… Расскажи немедленно, а то я умру от любопытства!
– А вот я что-то раньше не замечал за тобой особого любопытства.
– Все женщины любопытны, – авторитетно заявила Маша. – В той или иной степени. Опять же степень их любопытства зависит от конкретной ситуации и сиюминутного настроения.
– А наша конкретная ситуация и твое сиюминутное настроение…
– Да. Любопытство меня прямо-таки распирает.
– Чего не сделаешь для любимой женщины, – вздохнул я. – Хорошо. Я могу тебе рассказать, но, боюсь, ты все равно не поверишь.
– Так-так! Накал интриги достиг запредельной температуры.
– Ладно, была ни была. Все равно когда-нибудь на это нужно было решиться.
И я рассказал Маше все с самого начала. Слушала она внимательно, не перебивала, но по ее веселым глазам я видел, что принимает она мои россказни за обычную журналистскую шутку-розыгрыш. Впрочем, я и не рассчитывал, что она мне так вот сразу поверит. С какой стати? Лично я бы точно не поверил, как не поверил в кафе тому бывшему физику, собутыльнику на час, поведавшему мне историю про своего деда. Не поверил. И меньше чем через полчаса убедился, что полуспившийся физик говорил чистую правду.