Черепашки-ниндзя и Баркулаб фон Гарт
Шрифт:
– А хочешь, на спор выстрелю? Скажешь тогда?
– Я не ставлю на карту бога, которого высек своими руками.
– Зато я ставлю – лук со стрелами. Смитли замолк. Генри придвинулся к нему ближе.
– Не скажешь?
– Так ведь погибнешь ты, господин! – задумчиво произнес он.
– Говори, – настаивал наместник.
И тут глаза Смитли загадочно сверкнули. Генри Круз даже вздрогнул, так режуще-остер был их блеск.
– Хорошо, скажу. Тремя утесами высится скала. Третий, верхний утес сплошь увит цветами. Там я и высек изображение бога. Стало быть, ты собираешься в него стрелять? Несчастный! Здесь, где растет трава забвения,
Генри в гневе вскочил.
– Это мы еще увидим.
Вскоре уже он стоял у края скалы, у ног его разверзлась бездонная пропасть. Венчавший скалу утес взметнулся ввысь.
Генри натянул до отказа тетиву и выстрелил тремя стрелами. Подряд.
Вытянувшись в одну линию и ударившись об утес, стрелы оставили на нем заметные выщербины, напоминающие следы оспы.
– Выстрелил! Я выстрелил. Эй, Смитли, ты слышал. Я победил, – ликовал Генри Круз.
Но едва он прокричал это, край скалы под его ногами надломился, и Генри сорвался в черную пропасть и рухнул на дно ущелья. Лук вылетел из его рук и вспыхнул ярким пламенем.
Смитли же в это время сидел в своем жилище у огня и читал священное писание. Когда до него донесся крик наместника «Я выстрелил!», книга с тихим шелестом страниц упала на пол.
Ворча что-то себе под нос, Смитли прилег на пол, рядом с упавшей книгой. Со стороны казалось, будто он задремал. Но он был мертв. Несмотря на растрепанные седые волосы, его лицо было юным и красивым и поразительно походило на лицо Генри Круза.
Сон доктора Круза постепенно превращался в наваждение. Все, что происходило в последние мгновения его сна, происходило с ним. Вдруг он открыл глаза, огляделся. Увидел, что вокруг ничего не изменилось – та же комната, вокруг никого.
Но словно с неба послышался сначала тихий, потом громкий голос:
– Отныне ты – это не ты. Ты – дух зла! – и это прокатилось по всей комнате.
ДЖОН СМИТЛИ
Доктор Круз проснулся. Закурил. Перед глазами стояло лицо, знакомое до боли, будто бы свое, но вместе с тем – чужое. Лицо восставшего из небытия, из памяти сна, лицо Джона Смитли. Когда это было? Что за чудовищная сила вернула к жизни эту давно забытую им историю, приключившуюся с доктором Крузом в ранней юности? Зачем снова явился к нему его непостижимый, загадочный друг, его двойник?
Второй раз в жизни доктор Круз увидел сон, и это его насторожило. Джон Смитли? Кто он? Или это не он? У доктора Круза заболела голова. Застучало в висках.
«Я потерял себя, – вертелось в уме, – меня нет… Кто-то приходил за мной, чтобы отнять последнее – мой разум!
Доктор Круз неожиданно раскатисто рассмеялся. И тотчас вздрогнул. Щелкнули электронные часы на стене. Кто-то, показалось, тихо позвал его. Перед глазами стояло молодое, красивое, очень похожее на его собственное, лицо Джона Смитли. Доктор Круз закрыл глаза и… вспомнил… Это было тридцать лет назад…
Он назначил свидание Джону Смитли.
Джон сидел в роскошном красном кресле гостиничного холла клиники, уставившись на электрические часы. Они были обычные, стандартные, вмонтированные в стену. Каждую минуту раздавался еле слышный щелчок, и большая стрелка передвигалась еще на одно деление. До восьми оставался единственный щелчок. Джон знал, что вместе с ним в холле появится молчаливый и элегантный доктор Круз.
При всей несхожести характеров Джон Смитли и доктор Круз внешне очень напоминали друг друга – фигурой, даже манерой одеваться. Оба по-спортивному поджарые и рослые, аккуратно причесанные, в хорошо сшитых, чуть отстающих от моды костюмах. Оба чем-то неуловимо напоминали японцев, самураев. Оба сдержанные, с безупречными манерами, по крайней мере на людях.
Но Джон был гораздо энергичнее. На его худощавом лице лежала печать одухотворенности, а насмешливый взгляд, как правило, смущал собеседников, за исключением, разумеется, доктора Круза. Может, поэтому они и сошлись. Между ними сложились естественные, равноправные в лучшем смысле слова, непринужденно-искренние отношения. Оба считались блестящими молодыми докторами – учеными, прекрасными специалистами равноценных клиник, и это сближало их больше, чем общие интересы.
Часы, наконец, щелкнули. Но доктора Круза не было. Легкая улыбка на губах молодого человека медленно угасала. Доктор Круз никогда не опаздывал. Слово его было законом. Это качество, не так уж часто встречающееся, особенно привлекало Джона Смитли.
Доктор Круз пришел, лишь, когда часы щелкнули еще раз. Чуть запыхавшись и немного смущенный, он удивил этим Джона больше, чем, если бы заявился в клинику в плавках. Сев в кресло, доктор Круз мгновенно овладел собой и спокойно бросил:
– Ну, рассказывай.
Джон вытянул ноги. Все в порядке, в конце концов, одна минута опоздания вовсе не причина, чтобы менять мнение о приятеле.
– Больших знаний от нас не потребуется, – начал он. – Том Каст по взглядам своим позитивист, имеет обширную сеть лабораторий в новых клиниках, кроме того, он эмпирик. Я бы назвал его даже идеалистом, да к тому же запоздалым махистом. Но ты этому не придавай значения. По-моему, он вообще никакой не философ, хотя порой у него встречаются мысли по-настоящему гениальные.
– Что же тогда, по-твоему, в нем всемирного? – усмехнулся Круз.
– Во-первых, слава. Известность… Это ученый, считающий, что буржуазная цивилизация неудержимо и навсегда сходит с мировой сцены. Рекомендую прочесть его «Энтропию миров», у меня есть.
– Предпочитаю, чтобы ты вкратце пересказал ее своими словами.
– Вкратце трудно. Но в общем это что-то вроде футурологического исследования развития человеческих цивилизаций, их зарождения и гибели.
– Шпенглер?
– Не совсем. Хотя Том Каст, как и Шпенглер, считает, что любая цивилизация живет сама для себя и умирает без всякой связи с теми, которые ей предшествуют или за ней следуют. Более того, он считает, что каждая новая цивилизация тем сильнее, чем ярче она противостоит предыдущей.
В этом смысле Том Каст принимает и революцию – не как хирурга, разумеется, а исключительно как могильщика.
– Это тоже верно, – пробормотал доктор Круз.
– Отнюдь, – едва заметно усмехнулся Джон Смитли. – Каст существенно отличается от большинства западных футурологов. Он считает, что человечеству угрожает не то, чем нам изо дня в день забивают головы – разрушение экологической среды, истощение ресурсов, перенаселение. Он убежден, что основная беда – замедление процессов развития, девальвация целей, превращение человека из творца в потребителя. Что, по его мнению, вызывает полное истощение и опустошение духовного мира человека и, главное, человеческих эмоций.