Через бури
Шрифт:
— Слушаюсь, товарищ секретарь райкома! — громко щелкнул каблуками ретивый глава милиции.
Гришкан остался вдвоем с чекистом Клыковым, мрачным, грузным мужчиной, с поникшими усами и спадающими на глаза густыми бровями.
Секретарь, приложив руку к остренькому подбородку, расхаживал по кабинету.
— Я так думаю, товарищ Гришкан, — сказал Клыков каким-то полузадушенным басом. — Вредительство надо показать, а потом брать по подозрению.
— То есть как это показать? — обернулся к нему Гришкан.
— Чтобы всем видно было, — невозмутимо пояснил Клыков.
— Самим заняться диверсией?
— Надо обезвредить вредителей, не
Гришкан задумался. Ни он, ни Клыков не доросли до будущих методов ОГПУ, когда «врагов народа» выявляли не на основе их действий или приписанных им, а с помощью вырванных пытками лжепризнаний. Кстати, впоследствии такой же жертвой станет и сам Гришкан. Но в ту пору они бездумно решили готовить зловещие диверсии, за которые ответят намеченные ими лжевредители, в первую очередь Шефер и Званцев.
Саше, как и большинству советских людей, и в голову не могло прийти такое глумление над народом. Он, счастливый, что работает на старинном, пусть с изношенным оборудованием заводе, радостно и честно нес, как тогда говорили, «трудовую вахту».
Глава четвертая. ВАЛ ИЗОБРЕТЕНИЙ
Как неотступное видение,
Всегда приходит озарение.
Быстро пролетело лето, кончались месяцы студенческой практики. Званцев сжился с заводом, который стал для него родным. Но уже завтра он покинет свою продолговатую, ставшую привычной комнату. Завтра он услышит в последний раз многозвучный, призывный заводской гудок, в последний раз посмотрит на отражение доменных печей и примыкающего к ним мартена в зеркальной глади огромного пруда. Посмотрит туда, где в дымке возвышается еле различимая его любимая скала, мысом вдающаяся в водную ширь. Завтра маленький салон-вагон, заботливо предоставленный практиканту, возьмет его, чтобы колесить по бесчисленным поворотам узкоколейки, и тогда и завод, и пруд, и доменные печи, с батареей не уступающих им в росте кауперов, уже не будут ему видны. Но он вернется, меньше чем через год, вернется сюда инженером, чтобы отдать приобретенные знания и навыки любимому заводу. Вернется со всей семьей и обживет обещанный ему особняк. Кто же будет служить Белорецкому заводу, неутомимый аварийщик или неуемный выдумщик?
Сидя у открытого окна, он вспоминал о тех идеях, которые обуревали его в последние годы, о своих несчетных выдумках. Вот недавно в мартене… Он знал, конечно, о центробежном литье, когда струя жидкого металла льется во вращающийся металлический кокиль. Центробежная сила распределяет не затвердевший металл по внутренней цилиндрической поверхности охлаждаемого кокиля, и там остается отлитая неподвижная труба. Ее придется вынимать.
Недавно они, контрактанты, Званцев и Поддьяков, — несуразно высокий и безмерно веселый человек, работающий по специальности в чугунолитейном цехе, в хозяйстве механика завода, — два друга с одного курса Томского технологического института, рассуждали об отливке в кокиле, пока огненная струя, вздымая феерический фонтан искр, лилась в неподвижную изложницу, готовящую болванку для проката.
— А что, Коля, если вместо болванки отливать трубу в движении, освобождая в кокиле место для ее наращивания.
— Ну и что ты, Саша, хочешь этим сказать? Что изложницы — не наложницы и в вальсе или в танце живота, как шашлык на вертеле, не вертятся?
— А если заменить неподвижные изложницы вращающимися кокилями, а застывающая труба силой тяжести будет сама двигаться
— Что ж у тебя струя бесконечной будет? «Нет искрам счету, ковшу дна» — смеясь, переделал тот ломоносовские стихи, чтобы поддразнить друга, заставить его подумать. Решение же у Званцева было уже готово.
— Ковшей должно быть несколько, по числу мартенов. Знаешь, как в старину, к примеру, отливали царь-коло кол?
— Должно быть, царь-вагранку величиной больше домны построили, чтобы одной плавки на царь-колокол хватило. Дураки, что ее не сохранили. Она была бы сегодня ценнее многих памятников.
— Дураки не дураки, а поступили умнее. Вырыли большую яму с опокой для гигантской отливки, соорудили вокруг ямы несколько вагранок и процессы в них вели так, чтобы металл поочередно поспевал и струи его в опоку колокола непрерывно лились. В одной металл на исходе — в соседней летку пробивают, свежую струю пустить. Так что предки наши со сметкой были.
— Так что: думай о будущем, а гляди в старое. Недаром они гелиссу выдумали.
— Гелиссу? — переспросил Званцев.
— Ты, Саша, изобрести хочешь гелиссоидальное литье, где каждая молекула совершает и вращательное, и поступательное движение, как бы по витку пружины. Только придется тебе в шахтеры записаться и от жены отказаться.
— Почему? — удивился Званцев.
— А потому, что отлитая гелиссоидальная труба из кокиля под влиянием своей тяжести должна выходить. А куда? В колодец или в шахту. И все твои механизмы для обрезания труб, нарезки их концов глубоко в шахте должны быть под твоим присмотром, в сырости и в духоте. Хуже бани, какую ты при испытании крана принял. Вот жена тебя и прогонит. И без штанов. Зачем они в бане-то нужны?
Через три дня Поддьяков шутливо, как мог только он один, выбрасывая длинные ноги, явился к Званцеву с какой-то моделью.
— Сегодня плясать будем! — весело объявил он. — Я смастерил модель из привода ручного сверлильного станка со сквозной трубкой вместо сверла.
«Опять сверлильный станок!» — подумал Саша. Коля принесенной бензиновой лампой нагрел металлический сосуд, где расплавил несколько стеариновых свечей. Он заставил Сашу крутить трубку, прилаженную так, чтобы она была открыта и сверху и снизу, а сам направил в нее струйку расплавленного стеарина. Скоро из нижнего конца трубки стала выползать стеариновая свеча, пустая внутри.
— Трубка, — обрадовался Саша.
— Это не все, — еще веселее продолжил Коля, — мало заполучить мамзель дела Труб с ее капризами. Знаем таких! Застрянет и засядет в кокиле. Силой ее тогда из вращающегося кокиля все время придется вытаскивать. А это не дело.
— А каким образом тогда решать эту задачу?
— Поставим кокиль горизонтально и приладим к нему крутящиеся вместе с ним и самостоятельно вращающиеся валки, чтобы вытягивать отлитую, но еще не остывшую трубу. И вся наша крутотрубинация останется на поверхности земли.
Друзья, захватив модель, отправились к директорам Аскарову и Чанышеву, ведавшим реконструкцией завода.
О Чанышеве Саша слышал еще при поступлении в институт. Это был тот самый обладатель феноменальной памяти, выучивший наизусть Коран, не зная арабского языка. Татарин невысокого роста, крайне немногословный и предельно обязательный. Невозможно было представить задачу невыполненной, если она поставлена ему самому или им самим. Оба они с интересом отнеслись к замыслу молодых людей, но Аскаров сказал: