Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
Воитель насмешливо смотрел ему в лицо. Честный бой. Тулкас - в кольчуге, со щитом, и он - только с мечом, обнаженный до пояса...
– Я принимаю бой, - спокойно ответил Воитель, и Тулкас, не выдержав его взгляда, отвел глаза.
И бились они в кругу Майяр Тулкаса, и, несмотря на неравный бой, стал одолевать Воитель. Тогда, по едва заметному знаку Тулкаса, один из Майяр взмахнул мечом, целя Воителю в спину, - и тут же сам упал с разрубленной головой - Воительница, вырвав у стражника меч, бросилась к брату.
– Спина к спине!
– крикнула она, и два меча взлетели рядом...
– А теперь беги, - сказал Ороме, возвышаясь в седле.
– Беги, может, спасешься. Если мои собачки позволят, - усмехнулся он. Псы рвались с поводков. Охотник не двинулся. Лицо его было спокойно и бесстрастно, но под взглядом его животные вдруг начали пятиться и прижимать уши; кони храпели, псы жалобно скулили...
...Так же спокойно и бесстрастно было его лицо, когда ослушника расстреляли из луков...
– Ты ведь знаешь, как карают отступников, - глядя на него сверху вниз, изрек Манве.
– Знаю. Я видел Эльфов Тьмы.
– Золотоокий смотрел мимо Короля Мира, куда-то вдаль. Казалось, он видит и сквозь Стену Ночи.
– Так что же? Пойми, ты околдован. Околдован Врагом. Ты не мог видеть тогда ни звезд, ни Солнца. Это - Враг. Признай - и тебе станет легче! ласково говорила Варда. Сияние лица ее угасло, и с содроганием смотрел Золотоокий на ее прекрасный неживой лик.
– Я видел.
Что ему было сказать? Что не из-за Мелькора отрекся он от пути Валар, что он шел своим путем, волей своего сердца? Не поймут. Единожды уже пытался. Что ответить? Что не отречется от себя? Он понимал, что это означает, он страшно боялся боли, боялся мучений. Но отречься он не мог, это было еще страшнее.
– Он безнадежен, - со вздохом сказала Варда.
– Хватит. Дурную траву рвут с корнем, - оборвал разговор Манве.
– Ты выбрал сам.
И тут Золотоокий рассмеялся. Манве изумленно воззрился на него.
– Ты говоришь - выбрал? Он сказал - поймешь между чем и чем придется выбирать... Выбор дан только Людям... Так я - Человек. И я свободен!
– Увидишь, Человек ты или нет, - прошипел Манве.
– Ты подохнешь и вернешься, и опять будешь умирать и возвращаться - до Конца Времен! Тогда ты запросишь смерти, но я не дам ее тебе!
– Это не в твоей воле. Делай, что задумал, - сказал Золотоокий, глубоко вздохнув и чуть прикрыв глаза. Он боялся боли, очень боялся, но еще страшнее была мысль, что Манве может оказаться правым. И все же выбор был сделан.
...И кровавые следы босых ног на алмазном острогранном песке отмечали его путь в вершине Таникветил...
– Учитель, я не могу так... Ведь я - виновен, как и они... За что ты караешь меня жизнью? Почему ты не отдал меня Манве? Я должен был быть там. Он умирает, а я - буду жить... За что ты так мучаешь меня, Учитель... судорожные рыдания поглотили его слова.
Он лежал лицом вниз на земле Валинора, и Ирмо молча стоял рядом, не мешая ученику выплакаться. Потом он поднял его. Печаль и ласка его глаз наполняли душу ученика, смягчая боль, превращая отчаянье в надежду.
– Идем, - тихо сказал он, и Айо, опустив голову, пошел за ним...
Тих и печален был темный покой, где стояли черные ложа. Там, наверху, в круглом куполе сияли семь звезд в черном хрустале и их зыбкие лучи ласкали лица лежащих. Ирмо стоял между Айо и Намо.
– Брат, я привел его. Он должен быть здесь.
Намо кивнул головой. Только одно ложе оставалось пустым. Айо понял для него. Он видел бледные лица и израненные тела Воителей и Охотника. Рядом с ними, рядом с Охотником лежала в глубоком сне Весенний Лист. Йаванна не хотела крови, она просто прогнала и прокляла ученицу, не желавшую покаяться. И вот - она пришла сюда. И Золотоокий. Он так боялся боли, так боялся крови... Клочья мяса, вырванные когтями орлов, скованные руки скрещены на груди... Такие слабые руки, тонкие, прозрачные... Так нелепо, ужасно - эти руки и тяжелые грубые наручники... Как же все они были прекрасны! Что-то новое пробивалось сквозь замершие лица - новый облик, новая суть светилась изнутри мертвых тел... "И я буду среди них. Друзья мои, братья и сестры мои, почему я не умер с вами, не разделил ваши муки, вашу смерть? Почему..."
– Айо, смотри на меня!
– сказал Ирмо. И, повинуясь его воле, Айо поднял полные слез серые глаза. Мир задрожал и расплылся, наливаясь черным. Он падал куда-то, и все глуше и глуше голос Ирмо:
– Спите, спите, дети мои... Час еще не пришел. Вы еще не Люди, но вы - свободны. Спите. Придет время - не будет преграды. Спите, дети мои. Спите, еще не Люди, но уже - выше Валар... Спите.
...И слова Мелькора были истиной - в Валинор не вернулись они...
...Имен не осталось.
Приказано забыть.
Только следы на песке - на алмазном песке, на острых режущих осколках - кровавые следы босых ног. И с воем, со стоном отчаянья бросался Оссе на немые берега Средиземья, на блистающие берега земли Аман, целуя эти следы, умоляя о прощении, проклиная себя за отступничество. Но не было ответа.
...Той ночью был шторм...
...Ничего не осталось. Только смутные печальные песни Эльфов Средиземья. Только непонятные людские легенды об умирающих богах, о распятых богах, об убитых богах, которым суждено воскреснуть, но иными...
Чертоги Ауле заливал тот же безжизненный жалящий ослепительный ослепляющий свет. Вездесущий - не укрыться. Жестоким жалом впивался он в невыносимо болящие глаза: хотелось опустить веки, закрыть лицо руками, чтобы милосердная тьма успокоила боль...
Нет. Это слабость. Они не должны этого видеть.
Здесь свет был золотистым, но не становился от этого теплее, оставаясь пронизывающим. Мертвым.
Свет отражается от белых стен, от золотых пластин пола, дрожит в неподвижном душном воздухе обжигающим слепящим маревом, сотканным из мириад безжалостно ярких искр. Вогнутые золотые зеркала отбрасывают жгучие лучи на наковальню, к которой подтолкнули Черного Валу, ровно и страшно высвечивая лежащие на густо-золотой поверхности искалеченные руки Проклятого.