Черная Мария
Шрифт:
— Ну, извините, не хотел вас обидеть, — послышался в ответ сердитый голос Лукаса, — просто я не верю во всю эту чепуху... ттттттттттттттптттшттштп... ффффффффф... сссссссс... никогда не верил и не поверю...
— Жаль, я не в силах все как следует объяснить вам, — сказал Флако, — но это... cosa de fe... как это будет по-английски...
Прикрыв ладонью микрофон, старик спросил у Анхела:
— Как это сказать по-английски, сынок?
Немного подумав, Анхел ответил:
— Реликвия, казется.
Флако повторил в микрофон:
— Это была реликвия, мистер Хайд.
— ...какое, к черту, положение... моя напарница... она слегка нервничает, вот и все...
— Мистер Хайд, вы верите в Бога?
— Наш разговор становится слишком скучным...
— Хорошо. Вы верите в судьбу?
Воцарилась долгая пауза. Потом из приемника донесся голос Лукаса:
— Я верю в то, что человек способен сам себе внушить черт знает что.
— Я знаю... я верю, что наше с племянником присутствие рядом с вами... и все эти события... я верю, что это наша общая битва... надеюсь, вы меня понимаете?
Ответа не последовало.
— Мистер Хайд? Вы слышите меня?
В ответ донеслось лишь шипение и потрескивание, смешанное с далекими отголосками разговоров на других каналах.
— Мистер Хайд?
— Покрути руцку настройки, — вмешался Анхел.
Флако послушно стал крутить ручку настройки, но у него ничего не получалось. Внезапно его охватила тревога. Сквозь какофонию звуков и шипение помех прорезался пронзительно-высокий, поначалу очень далекий, но становившийся все ближе с каждой секундой звук, похожий на протяжный вой неведомого зверя.
В отчаянии Флако хлопнул ладонью по старенькой рации и пробормотал:
— Отзовитесь же, мистер Хайд! Ну же! Пожалуйста!
Вдруг прорезался голос Софи, то и дело прерываемый сильными помехами:
— ...ако... ффффффф... шшшшшшш... толкуете их? Повторяю — как вы толкуете ваши видения? Флако... шшшшшшш... ффффффф... ссссссс... слышите меня?
Прежде чем ответить ей, Флако бросил взгляд на своего племянника, крепко державшего руль и не сводившего глаз с дороги. О, у него благородная душа и острый ум! Он всегда заботился и поддерживал своего старого, выжившего из ума дядюшку, делил с ним и радость, и горе. На какое-то мгновение Флако вдруг почувствовал себя безмерно виноватым перед мальчиком за то, что втянул его в эту безумную затею.
Но потом он понял, что именно так и должно было быть. Им обоим было предназначено в этот день оказаться на стареньком школьном автобусе, едва поспевавшем за мощным «кенвортом».
— Если быть до конца честным, — начал Флако, — я и сам не очень понимаю значение моих видений.
— Но что вы о них думаете?
Флако ощутил привычную волну страха, поднимающуюся откуда-то из живота. Он мгновенно покрылся холодным потом. Всю свою сознательную жизнь он боялся сам себе ответить на этот вопрос. Но теперь, когда часы судьбы начали отсчет времени, он непременно должен был найти ответ.
— Одну секунду, мисс Коэн, — сдавленным голосом произнес он, пытаясь справиться с подступившей тошнотой.
Пришло время разобраться.
Поднявшись, Флако сказал:
— Держи
Он направился к алтарю. Пораженные артритом ноги при каждом шаге подгибались под ним. Добравшись до цели, он упал на колени перед основанием алтаря. Сделанное из клееной фанеры и мягкой проволочной сетки, оно было покрыто зеленым бархатом и огорожено картонными коробками из-под обуви, каждая из которых была тщательно заклеена пожелтевшей от времени липкой лентой. В этих коробках хранились дорогие его сердцу вещи.
Он открыл первую коробку.
Сначала его глазам предстала пожелтевшая газетная бумага. Стоило к ней прикоснуться, и бумага буквально рассыпалась в его руках.
Внутри лежали священные для Флако предметы.
Белое перо тукана, подаренное ему на тринадцатилетие дядей Рамоном. Выцветшие от времени фотографии матери, тетки и бабушки, бронзовая статуэтка, изображавшая скелет верхом на лошади, которую подарил ему однажды отец. На самом дне, любовно обернутая в тисненую бумагу, лежала потемневшая от времени карманная Библия. Флако осторожно взял в руки книгу, хранившую на переплете следы огня, и вновь увидел то, что случилось с ним так давно...
Пожар начался на кухне. Возможно, пламя занялось от тлевших в очаге углей, и уже через несколько минут оно бушевало в крошечной кухне.
Флако первым почуял дым. Он сел на кровати и встревоженно оглядел свою комнатку. Из-под закрытой двери виднелись оранжевые отсветы, слабо тянуло дымком. Потом Флако уловил слабое потрескивание пламени, доносившееся откуда-то по соседству.
Ему тогда было десять лет, и его охватил такой ужас, что он не мог ни закричать, ни сдвинуться с места. Казалось, одеяло превратилось в каменную глыбу. Несколько ужасных мгновений он неподвижно сидел на постели, каждую секунду ожидая смерти. Он был абсолютно уверен в том, что уже ничего нельзя сделать, чтобы потушить пожар.
Но потом он вспомнил о родителях. Их спальня была дальше по коридору, а сестренка спала в соседней с ним комнате. На миг он представил себе, что никогда больше не увидит никого из них. Отчаяние придало ему силы. Вскочив с постели, Флако натянул штаны и выбежал из комнаты. Проникнув на кухню, он сразу же ощутил сильный жар. Язычки пламени, подобно алмазным змейкам, струились по деревянным стенам. Под потолком собралось облако удушливого дыма. Поколебавшись несколько мгновений, Флако пулей вылетел из кухни, зажав рот влажным носовым, платком.
В мгновение ока он разбудил всю свою семью. Отец тут же поскакал в город за помощью, а остальные собрались вместе на небольшом холме, с ужасом глядя, как гибнет в пламени пожара все их нехитрое, нажитое с большим трудом добро. Потом прибежали соседи с одеялами и керосиновыми фонарями. Мать Флако рыдала в голос. Сестра молилась.
И тут маленького Флако охватило неведомое ему дотоле чувство, словно его мозг пронизала раскаленная игла. Он внезапно вспомнил, что в объятом пламенем доме, превратившемся в настоящий ад, осталось что-то очень важное...