Черная река. Тоа-Тхаль-Кас
Шрифт:
Это были два годовика и два взрослых медведя. Один с серебристой шерстью, очень крупный. В моем «манлихере» было всего три патрона, и я пожалел, что не перезарядил те два, что истратил утром на койота. В патроннике я никогда не держу патрона, кроме как сидя в засаде, но с полузаряженным магазином был застигнут врасплох в первый раз в жизни. Я стоял в небольшой ложбине, Джек — на пригорке за мной. Когда мы их увидели, звери были от нас в пятнадцати шагах, так хорошо они выбрали, где напасть. «Не стреляй!» — заорал я. Гоняться за раненым гризли мне не хотелось.
С паровозным ревом самый большой мишка мчится на нас без остановки и только шагах в семи встает на дыбы. Пуля, которую
Оборачиваюсь, выхватываю у Джека его ружье, отбрасываю затвор. Ни единого патрона. Охотился с незаряженным ружьем либо машинально разрядил. Тем временем медведь встает, содрогается всем телом и, шатаясь как пьяный, ковыляет в чащу. Остальные, как я и думал, топают вслед.
Несколько долгих минут мы перебираем житейские случаи из области охоты на раненых гризли в расчете, что тем временем медведь издохнет или хотя бы ослабеет от ран, а сами мы соберемся с мыслями.
— Я пойду по следу, — наконец говорю я Джеку, который, похоже, лелеет мечту самостоятельно выследить и даже уложить атакующего гризли. — Скорее всего он лежит мертвый метров за двести отсюда. Но смотри в оба, особенно назад. Если он еще живой, то в зарослях он на нас прыгнет. Как только его увидишь, стреляй не переставая, пока не свалится.
От огромной дымящейся кучи — знак, что медведю пришлось круто, — по редким пятнам крови прослеживаем его путь еще метров на четыреста. Дальше дело стопорится. Место скверное: ровное, утыканное обомшелыми серебристо-серыми камнями и густо заросшее лесом. Медведь словно растаял. Мы кружим и ищем до темноты, когда наконец я решаю, что оставаться в таком месте опасно, тем более что след мы все равно потеряли. Возвращаемся на ферму. Наутро мы отыскали место, где проспали ночь остальные медведи, но признаков раненого так и не обнаружили. Скорее всего он умер неподалеку от места происшествия, и если бы при нас был Сэдсэк, то он живо бы его нашел.
Уцелели мы чудом: вожак перестал наступать. Весь эпизод занял несколько секунд, лезть на дерево было некогда, а ружье перезарядить я бы не успел, Я сглупил, что пошел на охоту с ружьем калибра 0,270 и патронами с легким зарядом. Лося или козла такими легко убить, но крупного медведя не свалишь даже с близкого расстояния. Вообще я не в восторге от убойной силы этого оружия. Когда хрустнул валежник, я почувствовал, что на нас бежит большой медведь, и мог бы приготовиться. В чащу войти мы тоже поторопились. Джек стоял прямо позади меня, и выстрел из его ружья калибра 30,06 меня бы оглушил. Объяснять ему что-либо было поздно, разве что он сам сообразил бы что-то по моим реакциям.
Позже мы охотились на лося по снегу выше в горах. Быков было много, и несколько гризли шли за ними по следам в поисках легкой добычи. Эти медведи наверняка всю осень прорыбачили на лососевых нерестилищах в прибрежных долинах, а теперь откочевали в горы, чтобы через пару недель залечь в берлогу.
Для здоровой популяции гризли нужен обширный и крепкий лесной массив. На вырубках гризли почти исчезают. Но идти за гризли в чащу, пожалуй, самый жуткий вид медвежьей охоты. Среди огромных стволов чувствуешь себя карликом. Лешие размахивают патлами лишайников, сосновые ветви скрипят в глухой тишине, в мягком мшистом ковре утопают все звуки. В лесу полумрак, в трех шагах почти ничего не видно. То и дело тревожно постанывают деревья. Как и пумы, мишки ходят след в след за своими собратьями и за сотни лет протерли по всему лесу длинные и широкие мережки. На их постелях, где они подолгу дрыхнут днем, находишь длинные коричневые шерстинки с серебряным кончиком. Бывает, что такая постель еще теплая. На участке радиусом в пять километров живет порядка десяти гризли. Со мной бывало, что метрах в пятнадцати от меня они вставали на задние ноги и пялили на меня глаза молча и величественно. Время в лесу проходит быстро, но в такие минуты оно стоит. Читая медвежьи следы по первой пороше, я всегда замечал, что я следопыт, за которым следят.
За все время я вспугнул очень мало гризли благодаря их тонкому слуху, но несколько раз все же натерпелся страху. Как-то я хотел перебраться через поваленное дерево, наступил на ствол, и тут прямо из-под ног выросла фигура в серой шубе. Трехлеток весом килограммов на полтораста. Он отбежал метров на пятнадцать, встал на дыбы и зарычал так, словно у него отлетел глушитель. Я встал как вкопанный и спокойно ему втолковываю, что деревья тут для меня слишком большие, не залезть, так что хочешь не хочешь, а придется ему пойти поискать свою маменьку. Для этого он был, пожалуй, уже переросток, но послушно встал на все четыре и убежал. Под поваленным деревом у него была лежанка, и он там глодал лосиную ногу.
Как и у черного медведя, медвежата у гризли родятся раз в два года, но у черного семья больше. Медведица гризли нередко приносит троих, из которых на второй год у нее очень часто остается только один медвежонок. Однако смертность среди молодняка гризли едва ли выше, чем у других видов. Первую зиму мать проводит с медвежатами в одной берлоге, но если к концу февраля у нее появится новое потомство, то она может запросто выставить старших на мороз. По этой вполне естественной причине и случается видеть годовалого мишку — черного или гризли, — который бродит один по мартовскому снегу в поисках нового дома. Вообще же медвежата остаются при матери до конца второго лета. Жизнь у гризли нелегкая: самцы много дерутся, особенно в начале лета, в брачный сезон. Не раз я слышал и яростный рев медведей, устроивших потасовку у туши убитого зверя.
Мы привыкли считать гризли горцем, но исторически он бродил почти по всей материковой равнине на высоте свыше 1100 метров над уровнем моря. В горах медведь кормится все лето, а потом спускается к лососевым ручьям. Обширные еловые леса прошиты кружевом медвежьих троп. Там много омутов и озерков для купания, ручьев, где нерестится лосось и чукучан, обильных ягодников по лужайкам и пригоркам.
Сводя еловые леса, человек меняет экологическую среду. Равнина сейчас иссечена дорогами, по которым вывозят лес, живописные озерки стали свалками бревен. Результат налицо: загрязнение водоемов и гибель рыбы. Еще несколько лет, и от строевых лесостоев ничего не останется, а лесозаготовители и бумажные фабриканты тем временем уже жадно присматриваются к заповедникам нашей провинции.
Накопив за изобильное лето необходимый для поддержания обменных процессов жировой запас, чернореченский медведь залегает в спячку где-то в первые недели ноября, как только студеный ветер стронет с равновесной точки его тепловой баланс. Видел я медведей и числа пятнадцатого ноября, когда озера уже скованы льдом, а земля покрыта несколькими сантиметрами снега, но все это были сонные зверюги, готовые завалиться в берлогу. А как задует пурга, тут уж не найдешь ни единого медвежьего следа. И все-таки один-единственный раз в жизни я встретил шатуна — взрослого черного медведя в середине февраля под открытым небом в центре Британской Колумбии.