Ты — пророк. Ты — пророк, идущий на зов. Пророк, идущий на зов в селение. Но подожди. Прежде всего тебе нужно имя. Твое имя — Наи. Отрицательная форма. Что означает: тебя не существует. Возможно, так оно и есть. Возможно, изначально тебя звали Осанаи и твое имя сократили. Кто сократил? Не знаю. Все. Наверное. Все. Кто знает? Придумай сам. Сам придумай. Кому еще придумывать? Начнем с беззаботного детства. Беззаботного. Скоротечного. Ты подбирал на дороге монеты и покупал маленькие кексики, которые поедал в одиночестве — ты часто оставался в одиночестве — ловил для развлечения гекконов и ящериц, как-то раз наткнулся на дохлого оленя и снял с него рога, твоя мать ругалась и… Впрочем, какая разница? Ты много чего нашел: нашел Бога, нашел себя, сошел с ума, о чем никто в точности не знал — ты и сам в точности не знаешь — и вообще, все это, возможно, одно и то же. Ты слышал голоса? А сейчас? Голоса. Или сейчас ты слышишь только один голос, лишь один? Вид у тебя помятый, потрепанный, ты похож на бродягу, на скитальца, на скитальца, идущего на зов; спина у тебя горбатая — да, говорят, ты горбун. Кто? Кто говорит? Все. Наверное. Все. Или только один. Ты пытаешься двигаться вверх. Почему эти слова приходят к тебе снова и снова? Двигаться вверх. Иди своей дорогой. Куда ты идешь? Пытаешься двигаться вверх. Транспорта нет. Какой сейчас год? Идти приходится на своих двоих. У
тебя волдыри от этой ходьбы, от этого напряжения, но тебя ничто не остановит. Ничто не остановит тебя теперь. Ты — человек, выполняющий миссию. Ничто не преградит твой путь. Гнусный человек, выполняющий гнусную миссию. Безобразный? Да, да, сгорбленный, в бородавках, бесконечно омерзительный. Больной напрочь. Вот так. Но не огорчайся. В этом смысле ты не одинок. Кожная сыпь в придачу. Все эти злосчастные недуги. Бедный ты, бедный. Но ты можешь ходить и говорить. Немного. Говорить много ты не можешь. Нет. Остановись. Как насчет помолчать? Согласись на это. Вот, ты молчишь. Ты всегда только бурчал какие-то слова. Даже не слова, просто гортанные звуки. Никто тебя не понимает. Бедолага. Никто не знает о тебе ничего, только твой создатель. Но у тебя есть миссия. Так начинай же. Подожди. Что это за шум? Что-то внизу. Не радио. Радио выключено. Иногда радио работает без всякой необходимости. Это какой-то другой шум. Смех. Смех? Смех. На каком-то экране в какой-то комнате этого дома идет сериал? Неужели? Этот дом еще стоит? Как вышло, что этот дом еще стоит? Все остальное рушится. Но теперь все равно. Что ушло, то ушло, что сделано, то сделано. Итак, миссия. Ты совершишь все, что угодно. Ты вышел в путь. Что ты видишь? Что ты видишь в этой дыре? Что именно? Ты видишь… иди дальше. Что там? Грязная дорога. Ты идешь по грязной дороге, всегда мокрой от дождей и наводнений. Слева — живая изгородь. Справа — живая изгородь, весьма потрепанная. Повсюду развалины. После стольких бедствий. Неужели этот дом устоял? Да. Здесь еще сохранились некоторые дома. Наведайся в какой-нибудь. Отлично. Ты входишь в ворота первого дома. Петли заржавели. Скрипят. Створки шатаются. Почти отваливаются. От воды все заржавело. Но ты не останавливаешься. Ты сейчас настоящий преступник. Горбатый и мерзкий. И твои чувства оживают в предвкушении того, что ты собираешься совершить. Давай. Входи. Вперед. Дверь открыта. Именно так все должно происходить. Подожди. Что это за шум? Остановись на минуточку. Стой. Кто там ходит? Уф-ф. Уф-ф. Там. Слышишь? Что… это? Что за звук? Откуда он? Снизу. Это… кто? Опять смех. Да, так называется этот звук. Уф-ф. Уф-ф. И еще усилие. Напряжение. Все требует усилий. Напряжения. Да что же это такое? Неважно. Радио выключено. Да? Радио выключено? Продолжай. Ты уже перед дверью, Наи. Твой долг. Все селение. Всех до единого. И ты это сделаешь. Никто не услышит твоих шагов по полу. Ты разуваешься. В дырявых носках по деревянным половицам. В дырявых носках. Наверное, мыши прогрызли, искали пропитания. Они лакомились твоим потом, когда ты спал, щекотно, объедали грибок со стоп. Еще остались мыши? Нынче совсем некуда, совсем некуда податься. Кругом запустение. Ты входишь в дом. Внутрь. Подожди. Храп. Слышишь? Бурчание. Беспрерывное бурчание. В животе. Нисхождение на землю. Аденоиды. Сплошной храп, и странный дом скрипит, странный дом бормочет, чуть вздыхает — он не хочет, чтобы ты входил; нет, никто не рад тебя видеть, тебя, ангела смерти; вот ты кто, Наи — ангел, Наи, смерти, Наи, выполняющий свою миссию; Наи, иди вперед и делай свое дело. Покончи со всем этим. Какого черта ты мешкаешь? Это поможет скоротать время. Вся эта жестокость. Жестокость помогает скоротать время. Им ведь все равно. Они ведь спят, не желают больше ничего предпринимать в своей жизни. Не желают. Лучше проспят ее всю. Пока не умрут посреди сна про мороженое или подсолнуховые поля. Они не желают просыпаться. Давай. Ты окажешь им услугу. Нет. Наверх пока не ходи. Сначала кухня. Надо выбрать оружие. Нож вполне сгодится. Только выбери самый острый. Вот. Этот подойдет. Он блестит в лунном свете. Ты знаешь, что наверху всего две живые души. Давай. Вперед. Он и она. Он и она в одной постели. Две головы рядом. Старые традиции сохраняются. Так ли? Не так ли? Как насчет тел? Даже в одной постели души отрываются друг от друга? Это как старую рубашку разодрать на тряпки. Кому-то не удалось остаться вместе. Вообще не удалось. Подожди. Смех умолк. Смех прекратился. «Уф-ф, уф-ф» прекратилось. Дверь закрывается. Машина заводится. Машина пердит от натуги, такая она старая, такая старая, что теряешься в догадках, как она вообще ездит. Пройдись, прислушайся. Звон и лязг, это ножи и вилки раскладывают по ящикам в правильном порядке или старое привидение бренчит цепями в бездетных коридорах? Избавь их от мучений, и себя самого тоже, но себя не теперь, а когда наступит время. Время наступает. Незачем ждать, пока в очередной раз нахлынут волны. А это произойдет довольно скоро. Какой сейчас год? Какой месяц? Все равно. Давай. У тебя есть острый нож. Блестит в лунном свете, а ты медленно и беззвучно шагаешь по полу в беззвучной ночи. Давай. Слышно лишь, как храпят он и она, он и она, лежащие перед тобой. Разрушение. Созидание. Не взглянуть ли напоследок в их лица? Нет, нет. Тебе другое нужно. Самое важное. Назовем их Сирото. Персонажам полагается давать имена. Он и она. Он красивый. И что с того? Она совсем непривлекательная, но какая разница? Чтобы скоротать время, ты думаешь лишь о своей непосредственной задаче. Ты должен всех их прикончить. По очереди. Быстро и незаметно, под покровом ночи. Рядом больше никого. Здесь и сейчас. Спальня. Шум усиливается. Оба храпят. Ты отнимешь дыхание у обоих. Отнимешь. Отберешь. Ты их спасаешь. Ты спаситель. Для этого ты и призван. Поэтому ты должен продолжать. Нож занесен. Ты стоишь, занеся нож над его сердцем. Над сердцем мужчины. Сначала его. Такова тактика. Сначала уничтожать более сильных. На случай, если другой проснется и окажет сопротивление. Но на какое сопротивление они способны? Хотя проснуться могут, так что на всякий случай… Таково бремя этого селения. Просыпаться. Лучше бы им всем не просыпаться. Лучше спать, спать. Сны про мороженое и подсолнуховые поля. Лучше умереть, умереть. Итак, лунный свет, нож, нож занесен над сердцем мужчины, а потом… подожди. Подожди. Подожди. Что за шум доносится из окна? Девичьи голоса. Кто они? Что за слова они произносят? «Ведьма» — вот это слово. «Ведьма». Ведьма? Что за незваные гости? Смех прекратился. Раздается крик. Нет. Раздается песнопение. Что это? «Полетать собралась?» Чей-то голос произносит. Девичий голос произносит: «Полетать собралась? Сегодня не Хэллоуин». Девичьи голоса. Что происходит? Что нарушило порядок? Когда нужно было лишь чуточку тишины и спокойствия. Радио работает? Да? Работает? Или выключено. Иногда оно включено, и тогда — фортепианные сонаты, оперные арии, негритянские песни из дальних стран, короткие пиканья и невнятное бормотание, а иногда выключено, но звуки проникают в дом снаружи. Дом еще стоит, но вскоре должен разделить общую судьбу. «Ты не посмеешь нас ударить», — раздается следом. А потом: «На мелкие клочки». Что? Что это? Неважно. Не обращай внимания. Давай, Наи. Для этого ты избран. Избавить их всех. Отнять их бесполезное дыхание. Они все равно ничего не делают, только плачут целыми днями, жители этого селения.
Да и любого другого. Какой толк плакать целыми днями? Нож занесен. Давай, Наи. Только храп да быстрый стук твоего сердца. Ты впервые совершаешь подобное дело. Поневоле будешь нервничать. Естественно. Давай! Давай! Давай! Давай! Нож проникает, быстро и резко, в грудь красивого мужчины, а тот вскакивает от удара, выпучив глаза от внезапного испуга, и не успевает ощутить боль, как жизнь выпархивает из него. Судороги длятся считаные секунды, вскоре затихают, и остается лишь бренная оболочка. Все происходит быстрее, чем ты думал. Ты угодил в самое сердце, угодил точно в цель, ни секунды ему не оставил. Просто сделал это! На другом краю кровати — легкое шевеление. Навряд ли она что-нибудь ощутила в ночной тишине. Продолжает храпеть. Понятия не имеет, даже не догадывается, что ее мужа, который был рядом с ней, был рядом с ней, скажем, лет двадцать, теперь больше нет, так-то вот, был — и вдруг нет. Двигайся, Наи, скорее, Наи, на другой край кровати и опять заноси нож. Занеси повыше и опусти, погрузи вглубь, быстро и смертоносно, как в первый раз. Какой ты могучий, какой отважный и меткий. Именно такой герой нам здесь и нужен. Положи конец им всем и их мучениям. Их так много. Мучений. Всякой стране нужен герой. Тебе предстоит принять это звание. Пророк. Нет, мессия. Спаситель. Нет, иди дальше. У тебя еще осталась работенка. Все селение. Дело нешуточное. Но тебе по силам. По силам. Ты справишься. А как быть с женщиной в постели? Как быть…
Можешь ли ты проникнуть в мрачную постель и тем же самым ножом?..
Можешь ли ты, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Погаси свет.
Избавь от мучений, избавь от…
Можешь ли ты… Пожалуйста, сделай это, просто сделай это, просто сделай это!..
Пожалуйста, ну пожалуйста, можешь ли ты просто сделать…
III
Поет любовник страждущий
1
Орда.
Орда болельщиков стекается к полю. Сегодня матч. Эхо разносится по улицам. Для фанатов — очередная возможность проораться. Кто-то приходит сюда понаблюдать, как игроки бьют по мячу, нарушают правила, бегают по полю, перестраиваются. А кто-то — просто поорать. Выпустить пар.
Раздевалка. Мужской запах накатывает волной. Запах, который не вывести никакой хлоркой: дезодорант, пот и моча, шампунь и грязь, налипшая на шипастые подошвы, лосьон для тела и мокрое, будто пропитанное спермой полотенце. Посреди всего этого Хиде и Такэси. Шнуруют бутсы. Когда я вхожу, они не поднимают глаз, не знают о моем существовании.
— Вот и я.
— Добрый день, Немото-сан.
Жуткий унисон. На мгновение они отрывают взгляд от шнурков и смотрят мне в лицо.
Я не должен смущаться. Не должен. Это ведь они…
Это ведь они, они хватали мужские гениталии Марины своими липкими ручищами. Пусть это ничего не меняет, но почему я не знал? Почему я никогда не знаю подобных вещей? Разве это было не очевидно? Нет, не думаю, нет…
Говорю, что мне нужно несколько минут на подготовку, а они могут идти разогреваться. Вручаю им флажки, выражаю надежду, что сегодня они будут в форме и не подведут меня. Вдруг мельком замечаю Монстру и понимаю, что он тоже будет в толпе, ожидая… Ожидая чего? Чего он ожидает от меня? Что я просто уступлю его требованиям? Мне так и жить теперь? Уступать? Притворяться мертвым? А если нет? Если я не подчинюсь? Что он со мной сделает? Может, попробовать?
Явился не запылился.
Он появляется в дверях, загораживает свет исполинской тушей. Кивает мне. Кивнуть в ответ? Он оборачивается — проверить, не подслушивает ли кто, но позади только двое мордоворотов, один из них беззастенчиво скребет себе яйца. Отлично. Мы стали просто очаровательным народом.
— Все хорошо, Немото-сенсей?
Я не отвечаю, просто смотрю на свои шнурки. Насколько узлов их нужно завязывать? Неловкая ситуация, если они распускаются прямо на поле и бутса снимается сама по себе или застревает в грязи, а когда нагибаешься перевязать шнурки, в толпе хохочут и свищут. И, конечно, прошел дождь. На поле скользко, игроки станут шлепаться на землю, наталкиваться друг на друга.
— Надеюсь, все пройдет по плану.
Я проверяю шипы на бутсах, удостоверяюсь, что они чистые и готовы вонзиться в мягкую траву.
По плану? Что значит «по плану»? Почем мне знать, как сложится игра? Почем мне знать, откуда подует ветер, насколько отклонится мяч в полете и в каком направлении отскочит? Почем мне знать, когда волны снова нахлынут и затопят всех нас? Где я был, когда Руби возвращалась домой, а волны, огромные волны нахлынули и…
Ракеты тоже иногда меняют направление. Последние и вправду были нацелены на Столицу? Или все это во мне самом? Мы с моим солипсизмом отлично ладим, мы…
— Вы не очень разговорчивы. Вам, похоже, есть о чем подумать. Что ж, оставлю вас наедине с вашими мыслями, Немото-сенсей. Разумеется, вам есть чем заняться. И о чем подумать тоже. Загляну к вам в перерыве, просто проверить.
О чем подумать? Что проверить? Почем мне знать? Человек я или просто орудие, инструмент, просто…
Руки дрожат. Сердце колотится. Нельзя начинать игру в таком состоянии. Я должен выглядеть спокойным, держать все под контролем. Такое я должен производить впечатление. Должен наводить порядок. Нельзя, чтобы видели, как я дрожу и обливаюсь потом.
Стало быть, лучше повиноваться? Просто выполнять его пожелания? Уступить?
Что те две девчонки делали у моего дома? Чего они хотели от меня?
Моя жена. Они спит. Горестная груда.
Притвориться мертвым?
Зачем Мариса присела рядом со мной на коврик для упражнений, а потом навалилась на меня? Ради чего это было? Ради чего вообще все это? В чем смысл? И почему я? Почему я посреди поля отдаю распоряжения? Почему я? Почему бы не поручить это кому-нибудь другому? Положение не самое завидное. Почему бы не найти кого-нибудь другого? Возможно, больше никого нет. Возможно, больше нет ни единой души в целом мире; только я брожу вечерами, последними вечерами Земли, я и несколько диких животных. Вот и все, что осталось.
На трибунах, усевшись плотными рядами, галдят взбудораженные болельщики. Голоса уже желтые. Из-за чего они так быстро разозлились? Еще ничего не произошло. Я уже слышу свое имя, сопровождаемое руганью. Некоторые — мои бывшие ученики: я вижу в толпе пару-тройку знакомых лиц. Может, я обходился с ними слишком сурово, холодным утром выстраивая в спортивном зале, кричал на них, заставлял корячиться под радиозарядку. Теперь настал час расплаты.
Я призываю к порядку. Призываю к всеобщему порядку. А что, если однажды мне удастся его навести?
Слегка подпрыгиваю, пробегаюсь на месте. Разминаю ноги. Мне нужно быть в хорошей форме. Арбитру нужно быть в хорошей форме. Даже учителю нужно быть в хорошей форме. Когда целый день стоишь у доски, шагаешь туда-сюда, тратишь целые часы на бумажную работу, шея затекает, поясница ноет, мышцы сводит и тянет; учителю нужно быть в хорошей форме, физической и психической…
Нет, мне нужен порядок, а не повторения.
Оба капитана выходят ко мне в центральный круг. Пожимают друг другу руки. Настроены явно решительно. Все они воспринимают происходящее чересчур серьезно. А ведь это просто игра. Нет, это не просто игра. Посмотрите им в глаза. Они молоды, да, но не дети. Чересчур серьезно. Для них все это значит многое. А для меня ничего не значит. Мне нет никакого дела. Мне есть дело только до Руби, до Асами, до Марисы, до…