Чёрная сова
Шрифт:
— Такой мужчина, — ухмыльнулся Андрей, — а ты променяла его на вечного капитана с заставы?
— И не жалею! Это мой принц!
— Похожий на сутенёра...
Палёна не захотела слушать оскорбления в его адрес.
— Ночью Мешков повёз меня на Укок, — продолжала она с романтической откровенностью, — чтоб искупать в священной реке и приобщить к таинству шаманского духа. Обряд такой придумал. То есть я бы тоже стала шаманкой! И тут случилось чудо: я встретила Георгия! Представляешь: ночь, красное полнолуние, волки воют, а меня что-то потянуло, потянуло в каменную пустыню. Отошла на сто метров в сторону и заблудилась. Я и так тогда плохо ориентировалась
Кажется, она ещё раз сглотнула слёзы, подавила всхлип и беззаботно потянулась. Видимо, искусство владеть собой в Школе принцесс было доведено до совершенства.
— Но я не жалею! И всё Репьёву прощаю. Он умеет любить, и если делает что-то гнусное, то всё во имя ослепляющей любви. Потом жалеет. Он бы и тебя давно ликвидировал, если бы ты проявил интерес к его Ланде! Ты знаешь, что Ланда тебя всюду ищет и ходит по пятам? Ждёт только момента... И сейчас чуть не увела тебя, Терехов! Ты хоть понял, где целый час проболтался? Если бы не закричала, ты бы уже нашёл своих лошадей. И скакал бы на серой кобылице в яблоках... за гнедым жеребцом. Ты — очередная жертва чёрной совы. А может, и добыча.
Её тайное, скрываемое несчастье прорывалось сквозь беззаботный тон и уже казалось таким огромным, что не вмещалось в пространство кунга. Оно, это несчастье, незримо источалось, как проникающая радиация, отравляло воздух и лениво утекало в космос сквозь приоткрытый люк. Андрею стало душно, хотелось выйти под ледяной ветер, однако он лишь посмотрел на дверь и сказал жёстко:
— Завтра уедешь на заставу.
Палёна вынула ногу из люка и перевернулась на живот.
— Я останусь здесь, с тобой.
— Всё равно ты не сможешь ходить.
— Смогу. И даже хромать не буду.
— Тебя учили повиноваться мужчине?
— Меня ещё учили ходить по стеклу и углям! А повинуюсь я теперь единственному, которого люблю.
— Ты что — охранять меня будешь?
Она достала сигареты, щёлкнула зажигалкой, но курить передумала.
— Репьёв сказал: не оставлять одного. Ни при каких обстоятельствах. Ты же понимаешь: ведьма уведёт тебя, как только останешься без присмотра.
— Кто меня уведёт?! — чуть не закричал он, хотя уже знал кто. — Что ты несёшь?
Помощница вскочила, захлопнула люк, после чего села в позу лотоса, аккуратно подвернув забинтованную ступню, и прислушалась к шуму ветра за стенками. Таким образом она словно тянула паузу, пережидала, когда в нём перегорит вспышка гневного неудовольствия.
— Ты ей нужен, — вкрадчиво и примирительно сообщила она. — Только зачем — никто не знает. Чёрная сова любит потешаться над туристами, даже с учителями и шаманами шутит. Сколько их уже было с «похмельным синдромом»! — она рассмеялась. — Мешков — и тот угодил под её чары! Нет, шаман похмельем не страдал, но был с унизительным позором изгнан. Ланда пробудила всех духов плато Укок, и они так отмолотили несчастного шизотерического романтика, что Лагута едва спасла его от смерти! Лагута —
— Узнаю Репьёва, — успокаиваясь, обронил Терехов. — Однажды он уже делал мне такой подарок.
— Какой подарок?
— Девицу свою подарил, Светку. Сам махнул с третьего этажа, а его подруга назвалась Людмилой. Они были сёстрами-близнецами...
Она не дослушала и рассмеялась:
— Это очень забавная история! Ты не обижайся, Репьёв мне рассказал. Мы треплемся с ним, как два мужика... Жизнь вас женщинами повязала... И детьми тоже.
— Детьми? Что ты хочешь сказать?
— Репьёв уверен, что твой первый сын не от тебя. Твоя бывшая жена призналась. И назвала Егором, в память их любви.
— Имя Егору придумал я! — Терехов готов был взорваться, но сдержался, чувствуя неуместность своего гнева.
Палёна уловила его и съёжилась.
— Нет, конечно, пусть бы тебя увела чёрная сова, мне даже лучше. Появилась бы надежда... Но это будет пустая, бессмысленная надежда, Репьёва ничем не отбить. А я не хочу разрушать мир, в котором сейчас живу. Поэтому не оставлю тебя одного. Она здесь, совсем близко. Ходит вокруг, ждёт, возможно, слышит нас и смеётся.
Последние слова она произнесла липким, как паутина, шёпотом, заставив Терехова прислушаться. За стеной кунга урчала электростанция, и шумел ветер. Он выглянул в окошко, но там была темень, прожектор горел с обратной стороны, над входом.
— Сейчас увидишь — там никого нет! — и распахнул дверь.
Показывал ей, но более хотел посмотреть сам. И в тот же миг почудилось, что в прожекторном луче мелькнули конские задние ноги, послышался удаляющийся стук копыт — и всё исчезло. Палёна ничего этого видеть не могла, однако топот услышала.
— Вот! Ускакала на коне! Слышал?
— Ничего я не слышал, — назло ей отозвался Андрей. — Всё, замолчи! Хватит морочить голову! Сейчас выключу станцию — и спать.
— Не выключай! — она прыгнула с кровати и схватила за плечи. — Пожалуйста! Репьёв говорил, что Ланда боится яркого света. Потому что слепнет.
Андрей захлопнул дверь, содрал сапоги и лёг на край, где ещё поблёскивали приклеенные к фанере осколки зеркала. Палёна аккуратно задвинула оба засова и, даже не прихрамывая, вернулась на кровать. Села и с головой закуталась в спальник, хотя было жарковато.
— Так и будешь сидеть? — через минуту спросил он. — Не бойся, приставать не буду.
— Я не боюсь, — промолвила она, при этом смущаясь. — Терехов, можно тебя попросить? Ты только не сердись...
— Ну что ещё?
— А ты не обидишься?
— Говори — что?
— Пожалуйста... выбрось свои сапоги из вагончика! От них псиной несёт.
Андрей сел, принюхался. Палёна зажала носик.
— Нет, запах ядрёный, мускусный... но я его терпеть не могу.
— Извини, — обронил он и выставил сапоги за порог.
— А теперь сними грязные носки и вымой ноги, — умоляюще произнесла она. — Если от мужского запаха тебя тошнит, это не твой мужчина. Ты знаешь, как притягательно пахнет Репьёв?
— Не знаю, — буркнул он. — Не нюхал.