Черное перо серой вороны
Шрифт:
Закхекал и Валера, чтобы поддержать настрой собеседника.
– А Осевкин? – не выпускал он мэра из орбиты свои интересов.
– Осевкин? А что Осевкин? Ну, иногда задерживает зарплату. Штрафует за всякие нарушения. Но, должен сказать прямо: народ относится к этому с пониманием. Не все, конечно, есть отдельные типы, которым сколько ни дай, им все мало и мало… – И, насторожившись: – А что, жаловались на него?
– Да нет, что вы! Я, честно говоря, еще в самые низы не спускался: не успел.
– И не надо спускаться, Валерочка! Что вы там найдете, в этих низах? Ни-че-го! Люмпины и эти… как его?.. все забываю… впрочем, не важно. Да. Так вот, надо смотреть шире. Особенно столичному журналисту. Это в нашей газетенке можно понизу шаркать тапочками, а вам – вам не к лицу. Давайте выпьем еще! Выпьем за успешное
Глава 43
«Да-а, перебрал я вчера, перебрал, ничего не скажешь, – думал Чебаков, тряся перед собой штанами и никак не попадая ногами в нужные места. – Еще возьмет, черт долговязый, и опишет в своей газете, как мы с ним пили водку и о чем разговаривали. У него, поди, и диктофон был включен… Как же это я не сообразил? Ведь что-то в его кармане оттопыривалось! И лазал он туда то и дело. Не спроста же лазал, а наверняка включал и выключал. А делал вид, что лазает за платком. Вот и доверяй после этого людям, – убивался Андрей Сергеевич, будто статья уже появилась в газете и теперь все будут показывать на него пальцем. – Пальцем – еще куда ни шло. Можно сказать, черт с ним, с этим пальцем! А вот если Осевкин… – и в животе у мэра похолодало. И даже руки вспотели и перестали слушаться. – Однако, – принялся он искать выход из положения, – можно будет сунуть ему несколько тысяч… в рублях… Конечно, в рублях! Не в евро же. Скажем, штук десять. В порядке гонорара. Он и этому, небось, рад будет до соплей. Видно же – голь перекатная. Вот только как это сделать? Черт его знает, как это сделать. Надо будет посоветоваться с Ниной Петровной Сорокиной. Баба она умная и пронырливая, ей все нипочем, – решил Андрей Сергеевич, застегивая молнию на ширинке. И тут же вспомнил, что его разбудили по поводу пропажи дочери. И еще вспомнил, что вчера он ее, дочь-то свою, не видел. И даже не вспомнил о ней. А все из-за этого Валеры, черт бы его побрал! – Вот еще незадача! – с досадой подумал Андрей Сергеевич. – И, как всегда, не вовремя!»
Вызвав дядю Владю, своего шофера и телохранителя по совместительству, человека основательного, из бывших милиционеров, он велел ему опросить всех на предмет, кто видел Светку, когда и где, и о чем говорят промеж себя.
– Так она, Андрей Сергеевич, скорее всего, в лесничество укатила, Светланка-то ваша, – не задумываясь ответил дядя Владя. – Дружок там у нее, Пашка Лукашин. Сохнет она по нем. Нынче девки созревают рано. Об этом и по телеку говорят. И в школе им все про секс рассказывают. Чтоб, значит, и спид не подхватить, и не забрюхатить. Опять же – интернет. Черте что, прости господи! Помойная яма, да и только! – возмущался дядя Владя. – А ребятишки в этой помойке копаются, что-то ищут. И находят, конечно, самую дрянь, которая их уму не под силу. В наше время ничего такого не было – обходились. А нынче распустились – просто беда с ними, – говорил дядя Владя, следуя за своим хозяином в туалетную комнату, стоя у него за спиной, пока тот чистил зубы и умывался. – Что касается людей, то я их уже опросил. И жене вашей, Розалии Борисовне, обо всем доложил. В том смысле, что никто не видел, куда она подевалась и когда это случилось. Вроде в доме народу много, а все сами по себе, никому ни до кого нет дела, – ворчал он, подбревая затылок своего хозяина.
– Так, говоришь, в лесничестве?
– Выдвигаю как основную версию, Андрей Сергеевич. Могут, конечно, иметь место и другие.
– Похищение? – вскинулся Андрей Сергеевич и уставился в зеркало на дядю Владю.
– Не исключаю, хотя эта версия весьма сомнительна.
– Это почему же?
– Потому, что достаточных поводов для подобного акта не имеется. Насколько мне известно, вам, Андрей Сергеевич, никто не грозился, вы дорогу никому не переходили, в должниках не значитесь.
– А если выкуп? А если по политическим мотивам?
– Очень даже я сомневаюсь в этих версиях, Андрей Сергеевич. Если иметь в виду ваше финансовое положение и все прочее.
– Что ж, по-твоему, у меня и положения никакого нет? – с обидой в голосе проворчал Чебаков. – Я, между прочим, как тебе известно, не какая-то там сошка.
– Все это так, Андрей Сергеевич, а только дитя крадут, когда дело пахнет миллионами. Что касается политики, так все в городе вами довольны и другого мэра не желают. Уж поверьте мне на слово.
– Тогда так: позавтракаем и поедем, – принял окончательное решение Чебаков.
– В лесничество?
– А куда ж еще? Сам же говоришь, что это основная версия.
– Так туда не проедешь, Андрей Сергеевич. Дороги все заросли так, что разве что на танке.
– А как же Светка туда могла проехать?
– Так на велосипеде же! – воскликнул дядя Владя, поражаясь наивности своего хозяина. И пояснил: – Там тропинки имеются.
– А у лесника телефон-то хоть есть?
– У Лукашина-то? Должно быть, имеется, Андрей Сергеевич. Только не телефон, а рация. Как же без рации? Да только я номера не знаю. Надо позвонить Блинкову, его начальнику. Он должен знать. Если не укатил в Москву или еще куда.
– Так позвони. Чего ж не позвонил раньше?
– Дак это… А вдруг вы будете против? Мое дело: приказали – исполняй. Я в политику не лезу. Не мое это дело.
– Твое-мое, – проворчал Андрей Сергеевич. Тут он вспомнил о Нине Петровне Сорокиной и сразу же забыл о дочери. Велев дяде Владе узнать, как связаться с лесником Лукашиным, он вернулся в спальню и оттуда стал звонить Сорокиной на ее мобильник.
Та откликнулась сразу же.
– Как отдыхаете, Нина Петровна? – начал Чебаков издалека. – Никуда не собираетесь?.. Как куда? В Египет, например. Или в Турцию. Мало ли куда… Нет, да? Ну нет и нет. И то сказать: у нас у самих можно хорошо отдохнуть… Это правильно. Совершенно верно… Полностью вас поддерживаю…. Нет-нет, что вы! Просто так позвонил. Вспомнил о вас и позвонил. Я о всех людях помню, уважаемая Нина Петровна. А об вас – с особым удовольствием. Вы у нас, как сказал поэт, светоч негасимый. Я всегда рад общению с вами… Спасибо, спасибо, спасибо. Взаимно, взаимно, взаимно… Ну что вы, что вы! Вполне без вас обходимся. Главное – наладить работу. Вас нету, а дело движется. Как часы: завел их, и они тик-так, тик-так… Да-да-да! Совершенно верно! Вы у меня первый советчик по вопросам финансов… Ах, не скромничайте! Да, вот вспомнил! Я что у вас хотел спросить, уважаемая Нина Петровна. Нельзя ли нам как-нибудь пересечься?.. Да где вам будет удобно… Лучше всего – сегодня… После обеда? Очень хорошо. Так вы в лагере «Поиск»? И как там?.. Нормально? Ну и слава богу. Слава богу… Часа в три?.. Прекрасно! Так я вас перехвачу на перекрестке… Ну да, ну да! Именно там! Именно там!.. Не смею больше задерживать. До встречи!.. Взаимно, взаимно…
Андрей Сергеевич отключил телефон и облегченно выдохнул скопившийся в груди воздух. «Вот чертова баба! – подумал он, растирая рукой левую сторону груди. – С ней надо держать ухо востро. А то, не дай бог… Впрочем, и сама на руку не чиста. У Крюкова на нее целая папка компромата. У него, поди, и на меня компромат имеется. Эти прокуроры… Надо менять: уже больше года сидит на одном месте. И сам тоже берет. Не без этого. Не брал бы, давно бы заметили. Такое дело. Вот уж времечко, так времечко, черт бы его побрал! Ни на кого нельзя положиться», – заключил привычной фразой свои размышления Чебаков. И побрел в столовую завтракать.
Только там он вспомнил о Валере, велел будить его и вести в столовую.
Глава 44
Нина Петровна убрала телефон после разговора с мэром Чебаковым и огляделась. Ни Улыбышева, ни мужа видно не было: после завтрака как ушли о чем-то поговорить с Филиппом Афанасьевичем, так до сих пор. Правда, и ее звали тоже. Отказалась, сославшись на головную боль. С некоторых пор не выносит она внимательного взгляда сквозь сильные очки директора школы. Любое его посещение мэрии – для нее настоящая пытка: дотошный до ужаса. Каждая копейка у него на учете: и куда ушла, и что принесла, а если какая и пропала невесть куда, так это ж целая трагедия. Да и разговоры о детях, об их учебе тоже сводятся к этим рублям и копейкам, и ты на него смотришь, и кажется тебе, что имеет он в виду исключительно тебя одну, и очень при этом неодобрительно к тебе относится. Будто душу выматывает и разглядывает в обнажонном виде. И глаза такие грустные-грустные, и не поймешь, тебя ли ему жалко, или еще кого. Странный человек. Не от мира сего.