Чернокнижник Молчанов [Исторические повести и сказания.]
Шрифт:
Про царика и без того знали, что он не сын московского царя, а неведомый проходимец.
А настоящий Дмитрий царевич и настоящая Марина скрываются где-то в лесах поблизости.
Этот слух смутил казаков.
Они готовы были изо всех сил поддерживать своего царика, выставляя его настоящим, прирожденным государем, и другого такого царика им было не нужно.
Но вместе с тем в этом слухе о том, что Марина — не Марина, а польская швея, было что-то новое, чем нельзя было не заинтересоваться и что казалось
Но, оказывалось, ей было не для чего прибегать к такому обману. Её муж остался при ней. По слуху, неведомо кем пущенному в Калуге, Маринина мужа из Москвы умчали «еле жива» какие-то близкие ему московские дворяне и отходили его, укрыв в лесах на русско-польской границе.
И будто туда же привезли и Марину и с ней сделался припадок, когда она увидела истинного своего супруга израненного и окровавленного.
И долгое время от жалости к мужу она была не в своем уме, а теперь поправляется.
Нашелся даже один казак, который рассказывал, будто раз ночью, когда он куда-то шел, подъехали сани, из саней выскочили двое, тоже казаков, схватили его, закутали чем-то голову так, что он ничего не мог видеть, и повезли.
И долго возили, — может быть, час, может быть, два, а может, и больше.
И потом остановились около какого-то жилья, что можно было определить по собачьему лаю, раздававшемуся, должно быть, из подворотни.
Тут вывели его из саней и куда-то повели сначала, должно быть, по двору, а потом по порожкам.
И, наконец, раскутали ему голову и объявили, что ничего ему дурного не сделают, а привезли его для того в лес, чтобы он увидел настоящую Марину.
И потом ввели к ней, к Марине.
— И ты видел? — спрашивали у него.
— Видел. — отвечал он. — Сперва я было подумал, что это меня схватили черти и я подох, и это уже она там, на том свете… Будто это не она, а её душа в голубом бархате. И тоже не я стою напротив, а моя душа… Да вы что глядите? Об этом нельзя рассказывать, как следует, потому что сразу видно, кто царица, а кто… Сидит — как росинка. И вот, ей Богу, никто не толкал, — сам стал на колени.
И рассказывал дальше казак, что запорожцы, которые его схватили, говорили этой настоящей Марине «матушка-царица», и она каждому дала поцеловать руку.
Этот слух о настоящей Марине, скрывающейся недалеко от Калуги, достиг в конце концов и до ушей самого царика. Царик разгневался, потребовал, чтобы к нему привели казака, которого возили к якобы настоящей Марине.
Но казака не нашли.
Потом то же самое, что случилось с этим казаком, случилось и с близким родственником Уруса.
Его тоже ночью схватили молчановские запорожцы, возили чуть не полночи по городу и затем доставили на двор к Молчанову.
По городу возили его, разумеется, с крепко-на-крепко закутанной головой, чтобы он ничего не видел и не слышал.
И он также рассказал на другой день Урусу, что видел девушку или женщину, богато одетую, с русыми волосами, которая называла себя Мариной, дочерью Мнишка.
Потом про это же самое Урусов родственник рассказал и самому царику. А тот, недолго думая, велел его заковать в колодки и посадить в подвал на цепь.
Там он, этот Урусов родственник, и умер очень скоро неизвестно от чего.
Даже к самому Урусу царик стал относиться совсем иначе, чем до сих пор относился. Но это с него понемногу сошло, и он снова приблизил к себе Уруса.
Но иногда ему становилось жутко наедине с Урусом.
Урус, должно быть, не верил, что его родственник умер своей смертью, и когда эта мысль приходила ему в голову, он не мог ее спрятать от царика: она горела в его глазах совсем волчьей злобой, как красный уголь. И царику в эту минуту было не по себе, и он думал, что и с Урусом нужно сделать то же самое, что он сделал с его родственником.
ГЛАВА XXI.
Ночью на цариков двор прибежала женщина в одном только платке, накинутом на плечи, и в теплых валеных сапогах.
Она стала кричать дворянам и татарам, сторожившим двор, что ей необходимо видеть царицу.
Ее хотели допросить, но она выпрямилась и заявила твердо, что у неё есть дело только до царицы, и никому другому она не скажет того, с чем пришла.
Она била себя кулаком в грудь и кричала хрипло и исступленно, чтобы ее проводили к царице сейчас же, так как время не терпит и может случиться большое несчастье.
Марину разбудили.
Женщина упала перед ней на колени.
— Говори! — сказала Марина.
Она стала выкрикивать так же исступлено, как перед охранявшими двор татарами и дворянами:
— Не подходите ко мне близко: я проклятая!.. Я знаете с кем живу? С Молчановым. Он меня увез от отца… Он колдун…
Она почти задыхалась.
— Он сейчас мне сам признался.
Она перевела дух, провела по мокрому потному лбу ладонью и слабо замахала рукой, согнув руку в локте, прижав ее к боку и шевеля только кистью.
Тихо она сказала:
— Подождите, я сейчас.
И продолжала теперь уже более спокойно:
— Он заколдовал одну девку так, что она верит, что она — вы.
Тут она протянула руку вперед и указала на Марину.
— Он говорит, что вы самозванка, а она дочь ясновельможного пана Мнишка. И это казаков возил к ней он и ее им показывал.
Марина закусила губу.
— Почему же ты этого не сказала раньше?
— О, раньше… — произнесла она, и что-то радостное и вместе скорбное блестело в её глазах.