Черный дневник. Книга первая
Шрифт:
— …полгода?.. Теперь я появился и прошу убить какого-то опасного и неубиваемого рыцаря… Если бы я видел другие варианты, я бы…
— Да понял я, — отмахнулся Сафир зевая, — мне пофиг. Убить так убить, дай поспать.
Я еще раз улыбнулся, Сафир есть Сафир.
Глава 21
Казалось, я лишь моргнул, как из коридора донёсся топот, и дверь раскрыл взмыленный Родгар:
— Вставайте! Везарх вернулся с Королевской свитой, Граф уже там.
Я
— Что говорит Везарх?
— Я еще не успел с ним пересечься, — потупился Родгар.
— А Герцог там? — спросил я.
— Все там, торопитесь.
Едва вышел на улицу, меня тут же окружили мои люди. Родгар, Маркус, Везарх, Манфаэль, каждый что-то говорит, только Сафир идет рядом и помалкивает, он знает, когда мне не нужно мешать думать. Всё равно в эти секунды я никого вокруг не слышу.
— Сэр Родгар, сэр Маркус, — остановил я взволнованный шепот, — пожалуйста, соберите рыцарей и будьте там, для соблюдения порядка…
— Понял, — кивнул Родгар и друзья сразу удалились.
— Манфаэль, останьтесь рядом, как и вы сэр Везарх. Боюсь мне понадобятся ваши советы.
На улице успели возвести большой помост, но не для нас, как я сперва подумал, а для восседающей на ней коллегии судей, или кто они такие? Перед ними внизу стоят двое, слева Граф Рэнье де Литтен, справа Герцог Балареантский. Я не смог придумать ничего умнее, как встать посередине.
Трое судей, все преклонного возраста, которых я уже охарактеризовал для себя как Большеухий, Густобровый и Одноглазый, повернулись ко мне.
— Представьтесь, юноша, — попросил Густобровый теплым как огонь в камине голосом.
— Виконт Альнар де Бражелон, к вашим услугам, — поклонился я.
— Знаете ли вы, в чем вас обвиняют, виконт? — спросил он.
— Мне это неизвестно, — соврал я, стараясь держать спину прямой, а лицо невозмутимым.
Густобровый крякнул устало, Большеухий пояснил с нетерпением:
— Герцог утверждает, что вы убили его вассала, сэр Альнар, и требует возмездия. Это правда?
— Правда ли, что требует возмездия? Вам виднее, ваша милость… — уклонился я.
Большеухий сморщился недовольно, отчего лицо стало похоже на высохший персик.
— Цепляются к словам обычно не умные, а те, кто пытается ими казаться… Правда ли, что вы убили сэра Тормаха?
— Правда в том, ваша милость, что я, скорее всего, убил человека, который проник в мою комнату преследуя единственную цель, не воспротивиться которой я, по понятным причинам, не мог. Он попытался убить меня, но с божьей помощью, мне удалось выжить, правда ему пришлось умереть. Ну, тут уж, сами понимаете…
— Ложь, — воскликнул Герцог, — там было найдено только одно оружие, ваше! Сэр Тормах был безоружен!
— Тишина! — грянул Густобровый, шепнул что-то Одноглазому справа от себя, который непрерывно водил гусиным пером по желтому пергаменту, тот кивнул.
Густобровый продолжил, когда требование было выполнено:
— Виконт… Вы пытаетесь укрыть правду за витиеватой речью. Это вам не удастся, смею заверить. Что касается вашего, Герцог, замечания… Граф, это правда, что нашли только одно оружие?
Рэнье тяжело вздохнул, виновато скользнув по мне взглядом.
— Правда, ваша милость. Когда мы вошли в комнату, Альнар лежал без сознания, а сэр Тормах мертвым.
— Вот как?
— Так точно, ваша милость, — подтвердил я, делая себе пометку говорить лаконично и вкрадчиво. — На моей голове до сих пор есть большое шишкообразное доказательство того, что меня подставили.
Большеухий неожиданно предостерег, ткнув в мою сторону скрюченным пальцем:
— Остерегитесь, виконт! Уж не хотите ли вы сказать, что в этом замешан Герцог? Советую воздержаться от подобных заявлений…
— Заметьте, — улыбнулся я, — не я это предположил. Более того, я ни на кого пальцем не указываю и не призываю к ответу. И руководствуясь презумпцией невиновности прошу о том же.
— Что? — переспросил Большеухий. Одноглазый тоже поднял взгляд, отложив перо в сторону.
Так. Я думал этот термин был сформулирован еще во времена Платона, ну, или где-то там…
— Пардон, ваша милость, — извинился я. — Пробел в образовании… Прошу вас не спешить с выводами на мой счет.
Густобровый отмахнулся, мол, это лишнее. Сказал ровно:
— Второе обвинение, так же со стороны Герцога. Граф, вы знаете, в чем вас обвиняют?
Граф кивнул нехотя, а я мысленно отругал его… Сказать, что знаю, это почти согласиться с обвинением. Более того, если судья неправильно сформулирует обвинение, то доказать невиновность будет проще простого.
Большеухий, будто читая мысли, уточнил:
— Герцог утверждает, что вы укрываете двух убийц, сэра Альнара и своего сына виконта Аарона. Так ли это?
— Нет, ваша милость. Сэр Альнар мой гость, поэтому он здесь.
Я нагло вклинился, стараясь не пропускать такие мелочи, а то Одноглазый снова начал что-то строчить.
— Прошу учесть для протокола, вина моя не доказана. И потому слово «убийца» применительно к виконту Альнару, то есть мне, — преждевременно и ложно! Да-да, запишите!
— Я делаю вам замечание, виконт! — злобно сказал Большеухий, но Густобровый снова что-то шепнул Одноглазому, а тот едва заметно кивнул.
— Что касается моего сына, — продолжил Рэнье, когда убедился, что судьи готовы слушать, а я больше не лезу со своими замечаниями. — Во-первых, я не имею ни малейшего понятия, где он. Во-вторых, не несу ответственности за его поступки, и, в конце концов, с какой стати Аарона называют убийцей? У них была дуэль…