Черный караван
Шрифт:
— Что вы… Я очень хорошо понимаю, что добра от них не будет!
— Тогда в чем же дело? — Я строго посмотрел в испуганные глаза бая. — На кого вы надеетесь? От кого ждете покровительства?
Бай промолчал, опустил голову. Я допил остаток чая из пиалы и, не смягчая тона, продолжал:
— Вот вы говорите, Джунаид-хан жаждет крови. Но скажите мне: найдется ли сейчас другой человек, который лучше его смог бы управлять народом? Если есть, назовите имя… Не бойтесь! Быть может, вы способны на это?
Бай, сжавшись в комок, слабо проговорил:
— Простите меня, господин полковник. Я поступлю так, как вы посоветуете.
Я объявил баю, что задумал: предложил ему
Он покорно склонил голову.
24
И вот мы снова в дороге. Мерген-бай проводил нас вплоть до колодца Аджан, а оттуда отправился прямо в кош [74] Тачмамед-хана. На прощанье я постарался успокоить его, поблагодарил за помощь, оказанную в тяжелое для нас время. Обещал всяческое содействие в случае, если он надумает посетить Мекку и Медину. Мне показалось, что мы поняли друг друга. Бай вознамерился к весне непременно прибыть в Асхабад.
74
Кош — становье, стан.
На наше счастье, погода заметно улучшилась. А сегодня небо очистилось от туч и с самого утра стало светло, как весной. Радостно улыбаясь, взошло солнце, бережно окропило своими лучами тусклые холмы и безжизненные барханы. С хорошей погодой пришло и хорошее настроение. Лица у всех прояснились. Даже Артур высунул голову из паланкина на своем верблюде и жадно оглядывался по сторонам.
Надежда опять расцвела в сердцах. И Артуру и Ричарду я обещал, не задерживаясь дальше, двигаться на Асхабад. Мне самому, признаться, хотелось поскорее выбраться из этого адского логова. К чему этот риск? Разве мне одному положено отстаивать честь и славу Великобритании? Да и что могу я сделать один? Не напоминают ли мои похождения подвиги Дон-Кихота? Он сражался с ветряными мельницами. А я сражаюсь с тупоголовыми беками и ханами. Нет, стихии победить нельзя! Надо быстрее поворачивать лошадей и возвращаться в Асхабад. Довольно! К чему идти на самопожертвование, если ты заранее убежден, что все твои усилия бесплодны?
Так думал я, намечая последние шаги, какие еще предстояло сделать. Я решил повидаться еще с Джунаид-ханом, а затем немедленно ехать в Асхабад. Встретиться с ханом удобнее было не в Хиве, а в одном из селений на караванной дороге в Асхабад. Вот почему дня за два до этого я снова отправил Кирсанова в Хиву, поручив сообщить Джунаид-хану о моем приезде и о том, где я его жду.
Была еще причина, почему мне не хотелось ехать в Хиву. Прибыв туда, я непременно должен был бы увидеться с Сеид-Абдуллой. Ведь как-никак он был правителем страны, и просто по форме я обязан был представиться ему. А меня вовсе не привлекала эта встреча. Пришлось бы опять что-то обещать, давать гарантии. А мне, честно говоря, попросту надоело выдавать векселя.
В полдень мы подъехали к большой толпе людей, работавших на хашаре [75] . Я и прежде знал, как ценится в Средней Азии вода. Но все же не представлял себе, как дорого достается она человеку. Это надо было увидеть своими глазами… Была самая середина зимы. Хотя солнце светило ярко, мне пришлось поверх двух халатов накинуть еще и шубу. И все же мне не было жарко,
75
Xашар — расчистка оросительной системы — каналов, арыков.
Провожатый, которого отправил с нами Мерген-бай, оказалось, знал мираба [76] и познакомил нас с ним. Мираб пригласил нас напиться чаю. Я согласился, тем более что все равно собирался сделать привал. Спешившись, я подошел к краю арыка и поздоровался с ближайшими работниками. Арык во всю длину был заполнен людьми, цепочке работавших по обеим сторонам его не было видно конца. Сотни людей трудились изо всех сил, обливаясь потом. В воздухе так и сверкали лопаты. Почва здесь промерзла на большую глубину. Когда выпадает погожий, солнечный день, как сегодня, земля слегка оттаивает, а ночью мороз усиливается, и она снова отвердевает. Вот почему люди торопились…
76
Мираб — староста, ведающий всем арычным хозяйством, распределением воды и т. д.
Пожилой, коротенький, с козлиной бородкой человек вонзил лопату в полузамерзшую землю и, хитровато улыбаясь маленькими глазками, спросил:
— Что, таксыр, пришли помочь нам?
— Нет, пришел сказать вам: «молодцы», — пошутил и я. — Ведь похвала тоже помогает?
— Вах-вах, в этом мире таких «хвалителей» много. Начиная с мираба, вплоть до самого Джунаид-хана, все только и говорят: «молодцы». А нам нужны помощники, чтобы хоть немного расправить спину.
— Замолчи! — сердито прикрикнул мираб. — Не мели чепуху. Не успеешь оглянуться, как скатишься в пропасть.
— А кто меня сбросит? — Коротышка не отступал. — Джунаид-хан? Пускай сбросит! Все равно жизни нет. Днем спокойно дышать нельзя, ночью — спокойно спать. Разве это жизнь?
— Кончай, говорю! — Мираб так и пожирал глазами коротышку. — Раньше или позже, а я вырву твой язык с корнем. Ах ты глупец!
Его собеседник язвительно засмеялся:
— И глупцам и умным конец один, мираб! Придет время, и мы на том свете сравняемся!
Ворча, мираб сошел с насыпи. Глядя на меня, коротышка улыбнулся и так же язвительно добавил:
— Свинья только и знает — хрюкать. А эти ругаются да грозятся. Один угрожает: «Повешу»… Другой грозится: «Зарежу»… Никто нас по голове не гладит!
Я постарался утешить его:
— Терпите… Призывайте аллаха… Создатель милостив. Он вознаградит вас.
— Когда? — Коротышка яростно взглянул на меня и показал свои грубые, в кровавых мозолях руки: — Поглядите на них! Если нам положено вознаграждение, время уже пришло!
Кто-то из окружающих, явно стараясь подзадорить его, крикнул:
— Потерпи! Ведь есть еще тот свет!
У коротышки вздулись ноздри.
— Гм, тот свет… После того как мой осел подохнет, хоть трава не расти!
Все расхохотались.
Меня выручил джигит, явившийся от мираба с приглашением пожаловать на чаепитие. Я молча сошел с насыпи. Коротышка, должно быть, что-то пустил мне вслед: смех собравшихся резко ударил в уши.
За чаем я рассказал мирабу, откуда и куда мы следуем. Затем спросил его:
— Почему вы не проводите хашарные работы весной, когда потеплеет?