Черный лебедь. Романы
Шрифт:
– У меня нет выбора. Прошу тебя, Воган, быть в этом свидетелем. Могу ли я терпеть, чтобы мою честь поносил этот грязный головорез, этот вонючий сын собаки?
В откровенном изумлении Лич даже приостановил свои приготовления. Последнее время никто не осмеливался высказываться о нем вслух в таких выражениях, и меньше всего он ожидал этого от француза, который еще вчера с трусливой покорностью проглатывал оскорбления. Придя в себя от изумления, Лич разразился потоком непристойной брани, в конце которой последовали угрозы.
– Я сдеру с тебя за это твою грязную шкуру и изорву ее в клочья!
– резким взмахом он выхватил шпагу, отбрасывая в сторону ножны и портупею.
– Защищайся!
– прорычал он и бросился в атаку.
Это нападение было предательским и настолько внезапным, что де Берни почти был захвачен врасплох. Его шпага еще наполовину была в ножнах, а смертоносный удар уже был нацелен на него. Он парировал его в последнюю долю секунды наполовину вытащенным клинком, все еще держа в левой руке ножны и свисавшую с них перевязь. Отразив удар, он отбросил ножны и занял оборонительную позу, чтобы встретить следующую атаку.
Матросы, работавшие в 60 ярдах, видели начальные признаки поединка. Теперь, когда шпаги скрестились, пираты побросали инструменты и толпой бросились через отмель. Остальные, свободные от работы, поспешили присоединиться к ним. С криками и смехом спешили они, как дети спешат на спектакль. Потому что не было в мире представления более любимого ими, чем то, что предлагалось им сейчас. Тот факт, что в результате поединка мог быть потерян золотой испанский флот, ничего не значил по сравнению с этим зрелищем.
Халлауэлл и Эллис, прибежавшие вместе со всеми, постарались придержать Бандри, сердито требовавшего во что бы то ни стало остановить бой. Этой паузы оказалось достаточно, чтобы уничтожить все шансы Бандри на успешное вмешательство. К тому времени, когда он и оба его компаньона достигли места действия, пираты уже образовали вокруг плотное кольцо, которое штурман тщетно пытался прорвать. Пираты же, понимая смысл его намерений, усилили сопротивление, и все попытки Бандри проявить власть оказались напрасными.
Между тем пираты, с ликованием наблюдавшие за поединком, смеялись и непринужденно бросали свои замечания сражавшимся, словно это была какая-то игра или дружеское состязание, устроенное для их удовольствия.
Зрелище, конечно, было превосходным и полностью заслуживало внимания зрителей.
Фехтовальное искусство Тома Лича было его опасным достоянием. В прошлом он так часто использовал его, что стал считать себя непобедимым. Оно позволяло его грубой и мрачной натуре испытывать острый восторг при виде появлявшегося у соперника сознания собственной беспомощности и понимания неизбежности поражения и смерти. Он старался совершенствовать свое мастерство и при необходимости пользовался полудюжиной великолепных приемов, позаимствованных в различных частях света.
Поэтому он пребывал в радостной уверенности, что накажет этого ненавистного де Берни, чье высокомерие оскорбляло его самолюбие, заставляя сознавать собственные недостатки, и чья жена заставила его совершенно обезуметь от зависти. Как было известно Вогану, капитан не собирался убивать француза. Но, покалечив его, он использовал бы выступление де Берни в качестве предлога для аннулирования соглашения между ними и применения тех дьявольских мер, о которых он накануне говорил Вогану. Таким образом, без дальнейших проволочек с этой ситуацией было бы покончено. Он выжал бы у де Берни секрет испанского флота и завладел бы его женой. И в этих обстоятельствах никто не стал бы ему возражать, а если бы кто-то и стал, то Лич знал как с таким поступить.
Последние 48 часов Том Лич словно смотрел дурной сон, о чем он и рассказал вчера Вогану, открыв свои замыслы, чтобы сломить сопротивление ирландца.
И вот, наконец, благодаря своей хитрости ему удалось вызвать француза на единоборство. Теперь де Берни был в его власти.
В таком настроении Том Лич начал бой. Поскольку от этого боя зависело многое, он, несмотря на свою уверенность, начал его осмотрительно и хитро, Он знал, что де Берни пользуется репутацией неплохого фехтовальщика. Но это не пугало Лича. В свое время он уже сталкивался с известными фехтовальщиками, и их репутация мало помогла им против его собственного мастерства.
Проворный в движениях, как кот, Лич, немного согнувшись, наступал и отступал небольшими прыжками, испытывая защиту противника при каждом выпаде.
Де Берни же, прямой и легко сохранявший равновесие, парировал удары, не сходя с места. При этом он передразнивал гримасы Лича, что вызывало взрывы смеха среди зрителей.
– Мы деремся, капитан, или танцуем фанданго? Шутки, в сочетании с точностью защиты француза, основывавшейся только на движениях запястья, мгновенно вывели Лича из себя и заставили его атаковать еще яростней и энергичней. Но когда в кульминационный момент этой атаки быстрая и неожиданная контратака отбросила его назад, он, восстановив равновесие, снова стал осторожней. К этому моменту он уже осознал, что имеет дело не с рядовым фехтовальщиком, и должен действовать осмотрительней. Но он не утратил уверенности в своем искусстве, перед которым в прошлом многие трепетали.
Снова со звоном скрестились клинки. Лич сделал верхний выпад. Де Берни легко и эффектно парировал, используя нижнюю часть клинка, и сам провел быструю контратаку. Лич левой рукой отбил в сторону клинок француза и сделал проверенный выпад, целясь противнику в плечо; но его клинок был отбит таким же способом.
Это заставило их сойтись вплотную. Мгновение они стояли, глядя друг другу в глаза. Затем Лич, подняв шпагу острием вверх, проворно отскочил назад. В этот момент острие шпаги де Берни, быстрое как молния, помчалось за ним. Направленное прямо в грудь, оно было отбито вверх и в сторону, но недостаточно быстро. И на правой щеке капитана появилась легкая царапина.
Разъяренный первой раной и еще более тем, что едва не произошло худшее, Лич пригнулся еще ниже, чем прежде. Он тяжело дышал, и лицо его стало серым, за исключением алой полосы, из которой текла кровь.
Он слышал возбужденный шум толпы, и понял, что позор от ранения должен быть стерт. Он был безрассуден и недооценил противника. Надо действовать более аккуратно. Надо утомить эту проклятую глухую защиту, из которой де Берни извлекал свою дьявольскую скорость, а затем попытаться переломить ход поединка. До сих пор он яростно нападал и не щадил себя. Теперь надо оставить это противнику, пусть француз тратит силы в бесплодных атаках. И, словно уступая его желаниям, де Берни стал нападать на него, и его сверкающий клинок был повсюду. Казалось, что он превратился в два, четыре, шесть клинков, нападавших на Лича одновременно. Защищаясь от этой проклятой вездесущности, капитан снова и снова отступал, спасая свою жизнь.