Черный лебедь. Романы
Шрифт:
Майор, негодованием встретив негодование, угрюмо ответил:
– Я не верю в это вообще. Чтоб мне лопнуть, не верю.
– Не верите? Тогда вы еще больший глупец, чем я предполагала.
– Присцилла!
– Остолбенев, он перестал грести. Весла Пьера, ритмично посланные вперед, ударили по его веслам, отчего майор едва не слетел с сиденья. Но он почти не обратил на это внимания. Механически восстановив равновесие, он с отвисшей челюстью и вытаращенными глазами изумленно глядел на этого едва оперившегося птенца, осмелившегося высказать ему такое. Только соображение, что в состоянии переутомления она не отдает отчета своим словам, заставило его примириться с ними. Он улыбнулся с терпеливой, снисходительной задумчивостью.
– Как вы опрометчивы в своих выводах! Вы проявляете нетерпимость, свойственную юности, и неопытность.
– Это все-таки лучше, чем мелочная нетерпимость, свойственная старости, от которой вы, сэр, похоже, страдаете.
Майору был нанесен жестокий удар, но, оправившись от шока, он был уже готов ко всему.
Поэтому тем же снисходительным тоном он продолжал:
– Этот пират просто использует вас в своих собственных целях. Если вы не видите этого, Присцилла, то вы просто недальновидны. Обдумайте условия послания...
– Тут надо не думать, а оценить его поступки. Ни упрямство, ни подлость не заставят меня изменить мнение о них. У него не было иных мыслей, кроме того, чтобы избавить нас от опасности. И это благородно. Это оправдывает мою твердую веру в него.
В ответ на это майор позволил себе рассмеяться. Глядя на его перекошенное язвительной усмешкой лицо, она почувствовала еще большее отвращение, чем прежде.
– Благородно!
– передразнил он, продолжая развивать свою точку зрения.
– Это благородство основывается на заботе о собственной шкуре. Чувствуя себя пойманным, этот разбойник надеется выторговать себе условия и, к счастью для себя, находит под рукой нас, чтобы послать с его предложением. Как видите, дорогая, вот и все его благородство.
В этот момент из-за спины майора раздался мягкий голос Пьера, говорившего на плохом английском:
– Если месье де Берни спасется, ему будет передано, какого вы о нем хорошего мнения.
– Отчего же, пускай спасается! Я сам скажу ему все, - фыркнул майор, закипая новым гневом.
Придя в дурное настроение, он снова опустил весла в воду, и поскольку Присцилла не продолжила спор, в лодке воцарилась зловещая тишина.
В таком настроении они добрались до борта «Ройял Мэри», флагманского корабля Моргана, и Пьер, встав на носу, подтянул баркас к трапу.
Присцилла с пренебрежением отказалась от предложенной майором помощи и взяла руку Пьера, который первым полез на высокий красный борт корабля. Майор последовал за ней, чтобы предохранить ее от возможного падения.
На верху трапа ее встретил безвкусно одетый тучный мужчина средних лет, чье желтое мясистое лицо, украшенное опущенными усами, было грубым и неприветливым. Это и был сам Генри Морган. Хмурым взглядом наблюдал он с фальшборта, как она поднималась по наружному трапу. Наконец он повернулся, чтобы принять ее и опустить на шкафут. Сделав это, он отступил на шаг и оглядел ее. Позади него, за главным люком, стояли построенные в шеренгу двадцать мушкетеров, а перед ними моложавый офицер. Увидев леди наверху наружного трапа, они, подобно Моргану, вытаращили глаза от удивления.
– Боже упаси! Что такое?
– сказал Морган, опускаясь за ней на шкафут.
– Ради бога, кто вы такая, мадам?
– Я - Присцилла Харрадайн, дочь сэра Джона Харрадайна, бывшего последнее время генерал-губернатором Наветренных островов, - ответила она твердо и добавила: - А вы, должно быть, сэр Генри Морган?
Он стянул с огромного парика шляпу и отвесил поклон. Было в его манере что-то тяжеловато-язвительное, однако с намеком на галантность, словно в этом тучном теле все еще тлели угли от былого романтического огня.
– К вашим услугам, мадам. Но что может делать мисс Присцилла Харрадайн в компании Тома Лича и его команды? Странная компания для дочери генерал-губернатора.
– Я пришла послом, сэр Генри.
– От этих головорезов? Сохрани меня боже, мадам! Как вы оказались среди них?
Тем временем майор, поднявшись по трапу, тоже спустился на шкафут и самодовольно протолкался вперед. Наконец-то он оказался среди людей, которые не станут игнорировать ни его звание, ни его положение.
– Я - майор Сэндз, - объявил он, - майор Бартоломью Сэндз, помощник покойного Джона Харрадайна.
Темные глаза Моргана принялись изучать его, вызвав у майора беспокойство. Взгляд их показался ему странным и недоброжелательным. На тяжелом лице с недовольным выражением не отразилось ничего в ответ на слова майора.
– Вот значит как, сэр Джон умер. Так какого черта вы тут делаете, вдали от места вашей службы? Где вас захватили? Во всяком случае не на Антигуа? Если так, то я ничего об этом не слышал.
Майор надменно ответил:
– Мы плыли в Англию на судне под названием «Кентавр». Вот на нем, - майор указал на корабль, качавшийся в лагуне.
– С нами ехал головорез-француз по имени де Берни, который, полагаю, был когда-то вашим лейтенантом.
– А!
– тяжелое толстое лицо внезапно осветилось интересом, а выражение ехидного недоброжелательства на нем как будто даже усилилось.
– Головорез де Берни, да? Продолжайте, пожалуйста.
Мисс Присцилла хотела вмешаться, но майор не позволил. Он стремительно перенесся к рассказу о захвате «Кентавра» Томом Личем и о том, как де Берни открылся пиратам. Он еще повествовал о последующих событиях, сопровождая каждое упоминание имени де Берни оскорбительными эпитетами, когда сэр Генри, стоявший перед ним, грубо прервал его:
– Если вы говорите правду, - сказал он, - то сдается мне, этот де Берни спас вам жизни, а, возможно, нечто большее.
– Если я говорю правду?
– произнес майор с достоинством.
– Если я говорю правду, сэр Генри? Это звучит так, словно вы уличаете меня во лжи!
Майор то краснея, то бледнея, вытянулся.
– Сэр Генри, я имею честь владеть королевским патентом и...
– Да ведь я тоже, сэр. А кроме того имеют их и многие негодяи. Это ничего не доказывает, - Морган отмахнулся огромной веснушчатой рукой.
– Мы зря тратим время. Я хочу только знать, как и зачем вы оказались на борту моего корабля?
– он с ухмылкой поклонился Присцилле.
– Может, вы мне расскажете, мадам?