Черный лебедь. Романы

Сабатини Рафаэль

Майор был смущен. Чувства обуревали его.

– Конечно, я обязан месье де Берни очень многим. Чтоб мне лопнуть, очень многим! Признаю, что ошибался в нем. По крайней мере, до некоторой степени.

– Пожалуйста, ни слова больше, - остановил его де Берни.
– Вы только все испортите.

– Вы сможете высказать это потом, - добавила Присцилла.
– А сейчас, прошу вас, оставьте нас.

– Но...
– майор запнулся, терзаемый дурными предчувствиями.
– Но вы думаете... Конечно, вы не можете сказать месье де Берни ничего такого, чему я не мог бы быть

свидетелем, в чем я не смог бы присоединиться к вам. Дорогая Присцилла, это же не более, чем естественно, что я желаю объединиться с вами в выражении...

– Я должна сказать нечто такое, в чем вы, Барт, не сможете присоединиться ко мне, что не касается вас вообще.

Тревога придала лицу майора глупый вид.

– Но, Присцилла, несомненно...

– Ох, пожалуйста, идите! Идите!
– ее тон стал нетерпеливым.

– Очень хорошо, - развел он руками: - Это ваше желание. Месье де Берни, я уверен, не станет злоупотреблять ситуацией. Он будет помнить...

На этот раз его прервал де Берни:

– Единственное злоупотребление, которое нам грозит, это ваше злоупотребление терпением леди.

Немного успокоенный, но крайне не в духе, майор направился к двери.

– Присцилла, я буду поблизости на случай, если понадоблюсь.

– Думаю, не понадобитесь, - последовал ответ.

Когда, наконец, майор ушел, Присцилла подошла к длинному резному рундуку под кормовыми окнами. Она была бледна и заметно взволнована. Де Берни повернулся к ней и ждал, когда она заговорит.

Она села спиной к свету и только тогда подняла на него глаза.

– Шарль, - сказала она тихо, - скажите мне откровенно, почему вы хотите возвратиться на Ямайку на другом корабле?

– Откровенно говоря, потому, - сказал он, - что хочу, наконец, избавить вас от своего присутствия, которым вы, вероятно, пресытились за прошедший месяц.

– Так вот какова ваша откровенность? Вы все еще играете комедию со мной или вообще уже не считаетесь с моими желаниями?

Этот вопрос смутил его. Он погрузил подбородок в кружева и прошелся по каюте.

– Майор Сэндз ясно дал понять, каковы должны быть ваши желания, касающиеся меня.

– Майор Сэндз? ~ в ее тоне появилось легкое недовольство.
– Какое мне дело до майора Сэндза?

– Он всего лишь зеркало мира, к которому вы принадлежите.

– Понятно, - сказала она и затем наступила тишина, которую он не пытался нарушить.
– И это имеет для вас такое значение?
– наконец спросила она,

– Должно иметь, поскольку имеет значение для вас.

– Для меня не имеет.

– А я говорю, имеет, - улыбнулся он немного печально.
– Не забывайте, Присцилла, что майор прав, называя меня пиратом.

– Вы? Пират?

– Я был им, и это клеймо останется на мне.

– Я не признаю этого. А если бы даже и так, мне это совершенно безразлично. Для меня вы - самый храбрый, самый благородный человек, которого я когда-либо знала.

– Вы многого не знаете, - сказал он.

Она взглянула ему прямо в лицо, и снова в их беседе возникла долгая пауза. Затем она отодвинулась к окну, чтобы он не смог заметить

появившиеся на ее глазах слезы, и еще немного помолчала, чтобы успокоиться и унять дрожь в голосе.

– Возможно... возможно, я неправильно поняла мотивы вашего перехода на другой корабль. И, может быть, была неправа, желая просить вас остаться.

Он уловил в ее словах легкую заминку, подействовавшую на него как укол шпаги и заставившую его сказать то, что он поклялся себе не говорить никогда.

– Ах, боже мой! Вы вовсе не ошиблись.
– Он подошел к ней и уперся коленом в рундук, на котором она сидела.
– Внимательно выслушайте меня, Присцилла, - сказал он серьезно.
– Я ухожу, потому что, как я говорил вам тогда ночью на берегу, я остаюсь тем, что я есть, а вы - совсем другое дело, Я бегу, как вы и предположили, от вас, бегу ради вас самой. Мне бы не хотелось вызывать у вас сочувствия, поскольку вы, возможно, уже догадались, что я имел самонадеянность полюбить вас. Говорю вам это, словно кладу венок на могилу.

– Я еще не мертва, месье де Берни. И пока я жива, вы имеете определенные права на меня. Только сегодня вы рисковали жизнью ради меня. Не думайте, что я не поняла этого. То, что сказал этот отвратительный сэр Генри, было правдой. Вы убили Лича и смотрели смерти в лицо для того, чтобы гарантировать мне спасение в любом случае.

– Это был мой долг.

– В отношении меня?
– Она повернулась к нему и подняла на него глаза.

– В отношении себя. Чести. Достоинства.

– Честь? Достоинство? У пирата!
– Она рассмеялась сквозь слезы.
– Вы говорите о своей любви, как о самонадеянности. Ну а если я не считаю ее самонадеянностью? Что тогда?

– Тогда? Ну, тогда - мой бог!
– вы сошли с ума.

– А если я согласна быть сумасшедшей? Сознательно, преднамеренно быть сумасшедшей! Будете ли вы мне противоречить?

Его загорелое лицо стало серьезным и немного упрямым. Он торжественно покачал головой.

– Вы пытаете меня очень сильным искушением, - прошептал он.

Она встала и прижалась к нему.

– Вы можете положить конец пытке, отдавшись искушению.

– А потом?
– спросил он ее.
– Если бы мы поженились, ваш мир...

Она закрыла ему рот рукой.

– Если мы поженимся, мой мир станет и твоим, и в нем мы оба найдем счастье.

– Я страшно рад сделать это, - сказал он, обнимая ее.

РЫЦАРЬ ТАВЕРНЫ

1. В ПОХОДЕ

Человек по прозвищу «Рыцарь Таверны» залился зловещим смехом - казалось, это смеется сам Сатана.

Он сидел в желтоватом кругу света, отбрасываемого двумя высокими свечами, подсвечниками которым служили две пустые бутылки из-под вина, и с презрением глядел на молодого человека в черной одежде с бледным лицом и подрагивающими губами, стоящего в углу небольшой комнаты. Он захохотал снова и хриплым пропитым голосом затянул песню. Вытянув длинные ноги, он откинулся в кресле, и его шпоры позвякивали в такт мотиву.