Черный лебедь. Романы
Шрифт:
– Позволю себе заметить, сэр, - ответил молодой человек с горькой иронией, - что мои теперешние мечты и иллюзии останутся со мной навсегда. Вы забыли, сэр Криспин.
– Черт, я действительно забыл. На короткий миг я перенесся на двадцать лет назад, и завтрашний день показался мне таким далеким.
Он тихо рассмеялся, затем продолжил:
– Я был единственным сыном в семье благородного и честного джентльмена, наследником древнего рода и обширных владений, одних из самых больших в Англии.
Не верь тем, кто говорит, что по рассвету можно предугадать день. Рассвет моей жизни был прекрасен, ни один день не был прожит зря, ни одна ночь не была такой темной, как эта. Но довольно об этом.
На севере наши земли смыкались с землями другой семьи, с которой наш род находился в кровной вражде более ста лет. Они были пуританами, закостеневшими
У них была кузина, прелестное чистое создание - полная противоположность своим распутным родственникам, Мы встретились в лугах - я и она. Была весна - кажется, это было вчера - и каждый из нас позабыл об обычаях рода, имя которого он носил. После этой случайной встречи мы стали встречаться все чаще и чаще. Она наполнила мою жизнь радостью и любовью. Мы были молоды, и жизнь была прекрасна. Мы любили. А разве могло быть иначе? Что для нас значили древние традиции, что для нас значила вековая вражда между нашими семьями? Для нас это ие имело ровно никакого значения.
И я бросился в ноги к отцу. Вначале он проклял меня как неродного сына, в котором течет чужая кровь. Но позже, когда я возобновил свои просьбы с юношеским пылом влюбленной молодости, он уступил. Возможно, он вспомнил свои молодые годы. Он благословил меня на этот брак. Нет, более того. Впервые за историю четырех поколений вражды глава нашего рода переступил порог вражеского дома - он отправился туда от моего имени просить руки их кузины.
Настал их долгожданный час. К ним, униженным веками нашим превосходством, явился глава нашего рода. Они, которые всегда были вынуждены молчать, когда говорили мы, теперь могли, наконец, сказать нам «нет». И они сказали это. Что им ответил мой отец, мне так и не суждено было узнать, но когда он вернулся в замок, его лицо было белее снега. Он был калекой, потерявшим правую руку. Гневными словами он сообщил мне о том оскорблении, которое было нанесено ему, затем молча указал на клинок толедской стали, который он привез мне из Испании два года назад, и вышел из комнаты. Но я понял, что он имел в виду. Я обнажил клинок и сквозь слезы стыда и гнева прочел надпись на испанском языке, выгравированную на лезвии. Это были гордые слова гордого испанского народа: «Без нужды не вынимай, без славы не вставляй». Нужда была очевидна, а славу я поклялся добыть, и с этим в сердце я отправился платить за оскорбление.
Сэр Криспин замолчал и, тяжело вздохнув, сказал с горькой улыбкой:
– Я потерял этот меч много лет назад. Я и меч были близкими друзьями, хотя мой товарищ был простым клинком, на котором не было надписи, чтобы ранить человеческую совесть.
Он снова рассмеялся и погрузился в задумчивость, из которой его вывел голос Кеннета:
— Ваш рассказ, сэр.
– Ом заинтересовал тебя, да? Ну, хорошо. Пылая гневом, я направился в их дом и в резких выражениях потребовал удовлетворения за нанесенное моему роду оскорбление. Это была глупая выходка. Они оградили свои трусливые жизни завесой насмешек и оскорблений. Они заявили, что не будут драться с мальчиком, и посоветовали мне отрастить бороду, и тогда, возможно, они прислушаются к моим словам.
И я удалился, сгорая от стыда и
В пятнадцати милях от замка находилась небольшая ферма, которая досталась мне в наследство от сестры матери. Туда я и предложил ей бежать. Я обещал найти священника, который нас обвенчает, и некоторое время мы бы жили там в уединении, мире и любви. Через три дня мы бежали. Мы обручились в деревне, которая была вассалом нашего замка, и незаметно пробрались в наше маленькое гнездышко. Здесь, в полном одиночестве - у нас было только двое слуг, мужчина и женщина, которым я мог безгранично доверять - мы прожили три месяца, коротких, как все счастливые дни. Ее кузены ничего не знали об этой ферме, и хотя они рыскали в поисках по всей округе, они ничего не достигли. Мой отец знал, где мы находимся, но считая, что то, что сделано, того уже не возвратишь, не вмешивался в течение событий. На следующую весну у нас родился ребенок, и наш скромный домик стал настоящим раем.
Спустя почти месяц после рождения малыша нас постиг тяжелый удар. Мой отец послал мне записку, что он болен, и я отправился навестить его. Я отсутствовал два дня, На второй из них мой слуга отправился по делам 8 ближайший город, откуда должен был вернуться только на следующее утро. После я часто корил себя за то, что не принял надлежащих мер предосторожности.
Я вернулся раньше, чем предполагал, но я опоздал. У ворот я увидел двух взнузданных лошадей, и с тяжелым предчувствием в сердце бросился к открытой двери. Внутри дома на полу я увидел мою любимую всю в крови, с огромной рваной раной в груди. Мгновение я стоял недвижим, парализованный ужасом, затем движение за моей спиной привело меня в чувство, и моему взору предстали ее убийцы, один с обнаженным мечом в руке.
Мне кажется, что именно в эту минуту, Кеннет, все во мне перевернулось. До этого я был добрым, даже слабым, больше я никогда таким не был. Мне кажется, именно в эту минуту я стал тем грубым и жестоким солдатом, которым ты меня знал. При виде ее кузенов кровь закипела в моих жилах, нервы стянулись в узел, и зубы тесно сомкнулись. Я схватил свое охотничье ружье, которое стояло в углу, взял его за ствол как дубинку и двинулся на них со слепой яростью зверя, защищающего свое потомство. Я взмахнул ружьем над головой и, клянусь небом, я послал бы их в ад прежде, чем они успели руки или вымолвить слово, но в этот момент моя нога подскользнулась в луже крови, и я упал рядом с моей любимой. Охотничье ружье вылетело у меня из рук и ударилось о стену. Я плохо соображал, что происходит, но лежа рядом с ней, я вдруг почувствовал, что не хочу больше подниматься, что я и так прожил слишком долго. Я понимал, что при виде моего падения эти трусы не упустят случая разделаться со мной, пока я не встал. Я желал этого всей душой и даже не сделал ни малейшей попытки подняться или защитить себя, а наоборот, обнял мою любимую и прижался к ее холодной щеке своей щекой. Пока я лежал, они не заставили себя ждать. Меч пронзил меня насквозь, войдя в спину и выйдя из груди. Комнату заволокло дымкой, стены начали расплываться, в ушах у меня раздался рев океана и затем крик ребенка. Услышав его, я сделал попытку подняться и сел, прислонившись к стене. Как будто издалека до меня донесся голос одного из убийц: «Быстрее перережь ему глотку!» И затем я, очевидно, потерял сознание.
Кеннета пробрала дрожь.
– Господи, какой ужас!
– Когда я очнулся, - продолжал Криспин, как будто не слыша восклицания Кеннета, - дом пылал, подожженный этими негодяями, чтобы скрыть следы своего преступления. Я не помню, что было дальше. Я пытался восстановить картину событий с того момента, как ко мне вернулось сознание, но тщетно. Каким, чудом мне удалось вырваться из горящего дома, я не знаю, но под утро мой слуга обнаружил меня лежащим в саду при смерти в десяти шагах от пепелища.