Черный лебедь. Романы
Шрифт:
Кеннет молча кивнул головой.
– Это дрянная смерть, это верно. Послушай, у меня в сапоге есть кинжал. Если ты предпочитаешь холодную сталь, то решено. Я окажу тебе эту последнюю услугу, я буду нежен, как любящая мать. Вот здесь, напротив сердца, и ты не заметишь, как очнешься в раю.
Отогнув кожаное голенище, Криспин засунул руку в сапог. Но Кеннет в ужасе отпрянул назад.
– Нет, нет!
– закричал он, закрывая лицо руками.
– Только не это! Вы не понимаете. Какой смысл менять один вид смерти на другой? Неужели нет никакого другого выхода? Неужели нет выхода, сэр Криспин?
– воскликнул он, с мольбой протягивая руки.
– Ты расклеился, - ответил тот.
– Ты спрашиваешь, есть ли выход? В камере есть окно, но оно в семидесяти футзх над рекой. Есть дверь, но она заперта, и с той стороны дежурит охранник.
– Я должен был догадаться. Я должен был догадаться что вы посмеетесь надо мной, Что для вас смерть, если вы разочаровались в жизни? Для вас мысль о ней не вызывает ужаса. Но для меня - вдумайтесь, сэр, - мне едва минуло восемнадцать лет, и жизнь полна надежд и радости. О, Господи, сжалься надо мной!
– Правда, мальчик, правда, - голос рыцаря смягчился.
– Я забыл, что для тебя смерть - это не избавление от страданий, как для меня. И все же, - пробормотал он, - неужели я так и умру, не выполнив своей клятвы - клятвы мести? Клянусь душой, больше ничто не удерживает меня в этой жизни. Ах, если бы и вправду можно было отыскать выход!
– Думайте, сэр Криспин, думайте! ~ лихорадочно шептал юноша.
– Бессмысленно. Есть окно, но даже если сломать прутья решетки, что пока мне не представляется возможным, придется прыгать в реку с высоты по крайней мере в семьдесят футов, как я уже говорил. У нас нет веревки. Если разорвать твой плащ пополам и связать веревку, то она будет по большей мере десяти футов б длину. Ты решишься прыгнуть с оставшихся шестидесяти?
При одной мысли об этом юноша похолодел.
– Вот именно. И даже если ты рискнешь, то это будет означать спасение только в том случае, если ты упадешь в реку, в противном случае - еще более быстрая смерть, чем от веревки. Черт меня возьми!
– внезапно вскричал он, вскакивая ма ноги и хватая светильник.
– Давай посмотрим на решетку!
Он подошел к окну и поднял светильник на уровне глаз, освещая верхний прут, который служил одной из основ квадрата.
– Стоит попробовать, Кеннет, - бормотал он.
– Если убрать этот кусок железа, - он дотронулся до нижнего прута, составляющего железный крест, - то тут вполне можно пролезть. Кто знает, а?
Он вернулся к столу и поставил на него светильник.
– Кто играет в кости, должен сделать ставку. Я ставлю свою жизнь - ставку уже недействительную - и играю на свободу. Если я выиграю, то выигрываю все сразу, если проигрываю - то ничего не теряю. Черт меня побери, я много раз играл в кости с судьбой, но никогда так крупно. Давай, Кеннет, это единственный путь, и мы попробуем воспользоваться им, если нам удастся выломать прут,
– Вы хотите прыгать?
– выдохнул юноша.
– В реку. По крайней мере, это шанс,
– О, Боже, я не смогу Это очень страшно.
– Мальчик стоял с полуоткрытым ртом. Его глаза горели, но он по-прежнему дрожал как от холода.
– Я рискну, - прошептал он, глогая слюну. Внезапно он схватил Геллиарда за руку и указал на окно.
– Что тебя беспокоит?
– спросил Криспин
– Рассвет, сэр Криспин. Рассвет.
Криспин выглянул наружу и в темноте различил сереющую полоску горизонта.
– Торопитесь, сэр Криспин, нельзя терять ни минуты. Священник сказал, что вернется с рассветом.
– Пускай приходит, - мрачно отозвался Криспин, направляясь к окну.
Он сжал нижний конец решетки двумя руками, и уперевшись коленом в стену, нажал со всей своей исполинской силой, которую приобрел за двенадцать лет, проведенных на галерах. Он почувствовал, как напрягаются жилы, пока, казалось, они не лопнут, пот струйкой сбежал по лицу, дыхание участилось.
– Поддается,- прохрипел он, задыхаясь.
– Поддается.
Он отпустил решетку, чтобы передохнуть.
– Дай мне отдышаться. еще одно такое усилие, и она вылетит. Святой Георг, - рассмеялся он.
– Первый раз вода выступает мне союзником: эта решетка насквозь проржавела.
За дверью послышались приближающиеся шаги, ближе, еще ближе, затем они стихли. Пленники перевели дух, и Криспин с новыми силами схватился за решетку. На этот раз дело пошло быстрей. Медленно, медленно прут поддавался давлению.
Вновь послышались шаги часового, но Криспин не обращал на них внимания: прут поддавался, поддавался - крак! Прут хрустнул со звуком пистолетного выстрела. Оба пленника затаили дыхание и с минуту с напряжением вслушивались в тишину. Часовой остановился около их двери.
Геллиард быстро оценил ситуацию. Швырнув Кеннета в угол, он задул огонь и растянулся на кровати - все это заняло у него несколько секунд.
В замке заскрежетал ключ, дверь распахнулась, и на пороге выросла фигура солдата, держащего в руках светильник, играющий бликами света на его кирасе. Он увидел Криспина, лежащего на кровати с закрытыми глазами и раскрытым ртом, услышал обнадеживающий храп. Он увидел Кеннета, мирно сидящего на полу спиной к стене. Мгновение солдат выглядел озадаченным.
– Вы слыхали звук?
– спросил он.
– Ага, - отозвался Кеннет сдавленным голосом.
– Похоже на выстрел, где-то там.
Его жест, которым он сопроводил свои слова, оказался роковым. Инстинктивно он двинул рукой в направлении окна, привлекая внимание солдата к решетке. Взгляд стражника упал на выломанный прут, и от удивления он издал восклицание.
Будь он дважды дурак, он должен был сразу сообразить, что происходит, а сообразив, должен был дважды подумать, прежде чем осмелиться приблизиться к человеку, который гнет руками железные прутья. Но стражник не славился быстротой мышления. Все еще не оправившись от изумления, он вошел в камеру и направился к окну, чтобы поближе рассмотреть сломанную решетку.