Честная игра
Шрифт:
Она была его женой, очаровательно подчинялась ему, когда хотела у него чему-нибудь научиться, и делала ему честь во всех отношениях. Он очень гордился ею. Если она и была молода, то у нее все же было неподдельное, скромное чувство своего достоинства и очаровательная манера принимать гостей.
Он не мог ни к чему придраться, но он не был спокоен; неясно, смутно, но он чувствовал себя выбитым из колеи.
В одиннадцать, усталые, они пошли спать.
В половине двенадцатого задребезжал телефон, и голос Фелисити спросил:
— Что случилось? Почему вы не были
— Мы решили сегодня никуда не идти, — отвечала Филиппа.
Джервез сидел на кровати, он только что вошел. Очевидно, Фелисити спрашивала, были ли они в здравом уме. Филиппа смеялась и говорила:
— Нет… да… нет… в самом деле? Нет…
Она повесила трубку и повернулась.
— Фелисити думает, что мы с ума сошли. Это потому, что мы сегодня нигде не были.
Она вдруг стала на колени возле него и прислонилась к нему щекой.
— Джервез, нельзя ли было бы… ну, на одну минуточку… съездить… потанцевать, а потом скорее домой, баиньки? Разве никак нельзя?
Его обуял совершенно беспричинный гнев, и ему захотелось крикнуть:
— Поезжай, Бога ради, поезжай! Ты, кажется, лишь этим и живешь! Ну, собирайся, поезжай…
И голос его был не особенно любезен, когда он сказал:
— О господи! Если это вопрос жизни…
Филиппа сразу отшатнулась.
— Нет, нет! Конечно, это не так… Я только думала…
Джервез встал и помог ей подняться на ноги.
— Беги, позвони Эвелине.
Она поймала его за руку, поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать…
— О, милый, если ты действительно ничего против этого не имеешь!
А в автомобиле по дороге к Холленсенам она опять взяла его за руки и сказала: — Ты меня балуешь! — и быстро поцеловала его.
Была теплая, душная ночь — одна из тех лондонских ночей, когда даже воздух кажется изнемогающим; утих ветер, перестал лить дождь, спустилась томительная мягкость, которая так раздражает и волнует усталые нервы.
По выезде из парка, когда они проезжали по Брук-стрит, запах пыльного асфальта, газолина и брезента собственного автомобиля вдруг окончательно измучил его.
«Черт побери, как я устал», — подумал он, и в то время, как он это думал, Филиппа воскликнула:
— Разве не божественна такая поездка, ночью?! Линия огней, тянущихся в пространство, как в сказке…
Он просто не нашелся, что ответить; голова его устала так же, как и тело.
Филиппа заговорила опять. Но чистая радость, звучавшая раньше в ее голосе, вдруг исчезла; сейчас он звучал устало и немного надтреснуто, как голос ребенка, которому отказывают в чем-то желанном и который протестует, насколько смеет.
— Боюсь, что тебе ужасно тяжело сопровождать меня?
Ей очень хотелось попросить его вернуться домой и пустить ее одну, но она чуточку боялась это сделать. Она никогда не командовала Джервезом и даже при всей своей веселой беспечности, понимала, что сейчас вряд ли подходящий момент, чтобы начать. И тогда внезапно, необъяснимо, при виде его серьезного профиля, в ней всплыла бездна мелких, но милых воспоминаний, которые отгоняли накипавшее раздражение. В этот момент она вдруг увидела
Она прильнула к нему и вздохнула.
— Я была гадкая, что вздумала ехать и потащила тебя с собой, — прошептала она, и на этот раз голос ее был полон нежности и заботливости, — гадкая-прегадкая, а ты такой милый, что уступил мне. Ну, все равно, скажи Гудсону, чтобы он повернул, и поедем обратно. Я искренно так думаю и желаю.
В Джервезе вспыхнуло прежнее волнующее счастье и, вместе с ним, искусственное возбуждение.
— Ни за что на свете, радость моя! — и, припав устами к ее устам, добавил: — Если я не могу доставить жене моей удовольствия, то пусть мне будет стыдно, как говорят американцы. Это я все дело испортил. А теперь мы прекрасно проведем вечер!
Фелисити расхохоталась, когда увидела их, и вызывающе посмотрела на Джервеза.
— Ага! — воскликнула она. — Все-таки пришли! Этот материал годится для муштровки, дорогая Филь! Начни действовать, как ты намеревалась!
Она томно продолжала начатый фокстрот. Джервез и Филиппа тоже смешались с толпой танцующих, а потом Джервез прошел в комнату, где играли в карты.
Он снова чувствовал себя уставшим и бесконечно скучал. Танцы ему никогда не нравились в такой мере, как многим его друзьям; это было единственное занятие, которое он не считал спортом, и смеялся над теми, кто рассматривал танцы с этой точки зрения. Его единственным настоящим спортом было поло, но сегодняшняя игра его утомила, и он чувствовал сильнейшее желание лечь спать.
Было только двенадцать часов, и он знал, что пройдет еще два часа, прежде чем можно будет надеяться, что Филиппа захочет уехать.
После довольно азартной игры в покер он вернулся в большой зал. Была половина второго, и он подумал, что хорошо бы потанцевать последний танец с Филиппой и предложить ей отправиться домой. Он не мог ее сразу найти, а потом вдруг увидел танцующей с Тедди Мастерсом.
В это время произошло одно из тех злосчастных совпадений, которые иногда оставляют глубокий след в жизни людей.
Почему нам иногда бывает суждено увидеть единственного человека, которого любишь, вместе как раз с тем лицом, которое одно способно заставить нас потерять всякое чувство самообладания и причинить себе, таким образом, бесконечные мучительные терзания? Это — рок! Мы иногда сворачиваем в какую-нибудь улочку, чтобы сократить себе дорогу, вовсе не думая встретить здесь любимого человека, и, как нарочно, встречаем его — или ее! — лицом к лицу и в сопровождении того, кто в состоянии вызвать в нас самую дикую ревность!.. Или, например, по той или иной, по-видимому, серьезной причине отменяется свидание; чтобы как-нибудь убить время, мы берем билет в театр — и оказываемся как раз рядом с любимой и другим!.. И уверения, что «он» или «она» будто бы звонили нам, чтобы сообщить, что причина отмены назначенного свидания отпала, тонут в горькой мути наших переживаний…