Четверги в парке
Шрифт:
– Мама, извини, что накинулась на тебя. Просто… папа всегда был таким надежным, невозмутимым, уверенным. Как будто он никогда ни о чем не тревожился. Это ужасно.
– Согласна, но я надеюсь, что он поправится. Со временем.
Шанти подошла к двери и оглянулась.
– Тот человек… Рэй. Ты все еще видишься с ним?
Джини покачала головой, и Шанти кивнула в знак одобрения. Джини вскипела. Ей хотелось усадить Шанти на стул и рассказать ей правду о своих чувствах. Рассказать, как ей было тяжело ставить интересы семьи всегда выше собственных интересов. Но это мой выбор,
– Можно мне банянь, Джин? – Элли заметила, как она положила банан в карман коляски.
– Позже, в парке.
Было слишком жарко, чтобы гулять, но Джини решила отвести Элли в лягушатник возле общественного бассейна. Последние дни каждый раз, когда она выходила куда-то, особенно в парк или Хит, она искала глазами Рэя. Ей нестерпимо хотелось найти его лицо в толпе, хотя это и пугало ее. Ничего не изменилось, но даже боль, которую она испытает, увидев его и зная, что не сможет даже подойти к нему, лучше, чем это мучительное, тщетное томление.
– Нет… сейчас. Я сейчас хочу банянь.
Элли заныла, и Джини сдалась. Время, проведенное с Элли, было так дорого ей. Как это ни странно, ей казалось, что ребенок каким-то образом был частью ее романа с Рэем, что она дала им свое благословение. Перспектива бросить эти прогулки и похоронить себя заживо с Джорджем – который будет к этому безразличен или даже не заметит ее присутствия – была невыносима. Но каждый раз, когда она оставляла его, у нее появлялось чувство вины, а когда она возвращалась домой, ее мучили дурные предчувствия.
Она нагнулась, чтобы поправить красную панамку Элли.
– Нет, не хочу, – девочка стянула ее с головы и бросила на тротуар.
– Придется, дорогая. Солнце горячее, тебе станет плохо.
– Нет… нееееет, не хочу, неееееет. – Элли извивалась и толкалась, пока Джини пыталась завязать веревочки под подбородком, и протест перерос в самую настоящую истерику. Панамку надели, но девочка не переставала дергать ее и визжать, она раскраснелась и вспотела, ее огромные карие глаза блестели от злости.
– Давай не пойдем в парк, давай пойдем к Джин. – Она решила внезапно, не в силах терпеть эту битву сегодня. По крайней мере, дома прохладно. Она повторила это несколько раз, чтобы Элли услышала сквозь вопли.
– К Джин… дааа, пойдем к Джин, там дедушка.
Истерика прекратилась моментально. Элли еще пару раз шмыгнула носом под панамкой, о которой она совершенно забыла.
Джини дала ей попить воды и еще немного банана, когда они вошли в дом.
– Давай займемся наклейками.
– Наклейки… дааа, ура, я люблю наклейки. – Элли радостно захлопала в ладошки и направилась прямо к шкафу, где хранилась коробка. Джордж сделал огромную коллекцию вещей, которые можно было наклеивать – от рулонов
– Где дедушка?
Джини позвала Джорджа, но ответа не последовало. Она усадила малышку за стол, дала ей клей и бумагу и поднялась наверх, в кабинет мужа. Джордж сидел на стуле, голова свесилась на сторону, руки лежали на животе.
– Джордж… Джордж… Элли пришла.
Джордж вздрогнул и уставился на нее непонимающими глазами.
– Спускайся, она зовет тебя.
Он молча встал.
– Наверное, я отключился.
Элли спрыгнула со стула.
– Деда… деда, идем, помоги мне приклеивать. Смотри… у меня перышко.
Джини наблюдала, как Джордж поднял малышку на руки и обнял ее, на мгновение они замерли, прижимаясь друг к другу, потом он сел рядом с ней, стал выбирать разные детали из коробки и передавать ей, чтобы она клеила. Элли всех нас исцеляет, подумала она, наблюдая, как муж молча слушает непрекращающийся поток вопросов Элли. Его лицо, недавно безразличное, окаменевшее, смягчилось и ожило благодаря его внучке.
Джини написала официальное уведомление их жильцу в квартире над магазином. Он был студентом последнего курса Колледжа искусств им. Баяма Шоу и все равно собирался съехать через пару недель, но Джини хотела убедиться в этом, потому что планировала перекрасить квартиру и ночевать там, когда она будет приезжать в магазин. До своей болезни Джордж почти каждый день изводил ее просьбами подписать договор с агентами и выставить магазин на продажу. Но, несмотря на его настойчивость, она не сделала ровным счетом ничего. И теперь она виновато воспользовалась безразличием Джорджа, чтобы отложить продажу. Она уговаривала себя, что у нее и так хватает забот, но на самом деле только магазин помогал ей не сойти с ума. И только магазин мог стать поводом для еженедельных отъездов из Сомерсета.
– Можно, я пойду на обед? – Йола заглянула к ней в кабинет.
– Да, конечно, – Джини потянулась. – Как быстро время пролетело.
– Хотите, я подожду, пока вы проведаете мистера Лосона?
Джини покачала головой.
– Нет, уверена, он в порядке. Я пойду, когда ты вернешься.
Йола очень философично отнеслась к болезни Джорджа.
– Он скоро поправится. Вот увидите, это ненадолго. У моей мамы была депрессия уже два или три раза. Теперь она принимает таблетки и абсолютно счастлива.
– Но Джордж не хочет идти к врачу, – сказала ей Джини, на что Йола покачала головой.
– Это плохо, скажите ему. Таблетки – хорошо, он должен пойти к врачу. Вы его отвезите, с этим шутить нельзя.
Джини встала за кассой, мучаясь привычным беспокойством и рассеянностью. До переезда оставалось всего десять дней, но он казался совершенно нереальным. Хотя всю последнюю неделю Джордж занимался упаковкой вещей, распределяя вместо нее разноцветные стикеры. Джини возвращалась домой и находила везде аккуратно составленные списки, в которых было обозначено место каждого стула, лампы, часов и других предметов в новом доме.