Четверги в парке
Шрифт:
– О, дорогая, так и есть, но я уверена, ты все исправишь как-нибудь.
Джини рассмеялась сквозь слезы в ответ на горькую искренность Риты.
– Спасибо за доверие, – сказала она, но Рита не слушала.
– Кстати, дочь Рэя знает о вас?
– Нет… нет, я уверена, что нет. Она думает, мы просто друзья… хотя сейчас нас даже так не назовешь.
– Гм… Думаю, вы могли бы опять встречаться, так сказать попутно, когда ты будешь приезжать. Это идеальное решение, нет?
Джини была потрясена.
– Попутно?
– Только не говори, что не думала об этом.
Конечно,
– Рэй не тот человек, с которым можно встречаться «попутно». Он не такой.
– Все мужики такие, – заверила ее Рита. – Знаю, я когда-то советовала тебе сбежать с ним, но есть решение получше. Джордж сейчас, конечно, не в блестящей форме, но он – проверенный, надежный вариант, если можно так выразиться.
– Ты передумала, значит, – огрызнулась Джини.
– Я тебе всегда говорила, что забочусь только о твоих интересах, и я много думала обо всем этом. Возраст – не помеха для романа, в этом я уверена, но рисковать налаженной жизнью… ты же знаешь, что я права, иначе ты бы давно сбежала от него.
И Джини поняла, что Рита права. Она трусиха, ищет стабильности и надежности в браке, который вряд ли удастся реанимировать, и при этом изображает перед всеми, включая саму себя, благородную жену, которая заботится о муже и ставит интересы семьи превыше всего. А теперь слишком поздно: она наказана за трусость. У Рэя теперь совсем другая жизнь. Она представила себе яхту, на которой он плывет, и боль, пронзившая ее сердце, доставила ей почти мазохистское удовольствие. Наверное, он пьет сейчас прохладное белое вино с какой-нибудь уступчивой девицей.
XIX
– Джордж, Джордж! – Она видела его макушку среди кустов в дальнем конце лужайки. Он провел там весь день. Старая подруга его матери стояла рядом с ней, терпеливо ждала, тяжело дыша после подъема на гору. Лорне – большой, тучной женщине, с редкими седыми волосами, собранными в неаккуратный пучок, – можно было дать семьдесят или девяносто, с ее опухшими лиловыми ногами под коричневой шерстяной юбкой, которые еле умещались в туфли. Джини была уверена, что она надела их специально для визита.
– Я живу всего в трехстах ярдах отсюда. – Она махнула пухлой рукой по направлению к деревне. – Четыреста максимум. Поверить не могу в такое совпадение – сын Имоджен купил старый ректорий. – Она засмеялась, и ее смех больше походил на хрип. – Я услышала фамилию Лосон, но подумала, не может быть. Дом так долго пустовал, наверное, ждал вас.
– Дом очень красивый.
Лорна пожала плечами.
– Был. Раньше здесь было намного красивее, до того как этот мерзкий Баркуорт испортил фасад жуткими викторианскими окнами с выступом. – Заметив недоуменный взгляд Джини, она продолжила:
– Викторианский? На Георгианском ректории? Я сказала ему, но он и слушать не стал, ответив, что это неважно и что разные стили всегда смешивали в разные времена. Конечно, это так, но ведь Баркуорт не викторианец, правда?
Джини согласилась, но решила, что она недостаточно компетентна в этом, чтобы спорить о симпатичных, на ее взгляд,
– Это портит весь вид, как мне кажется… – Лорна тяжело вздохнула, – хотя кому какое дело до моего мнения? Сейчас люди творят, что хотят, правда?
– Давайте зайдем внутрь. Выпьете что-нибудь? Я еще раз позову Джорджа. – Она беспокоилась, что если их соседка не присядет прямо сейчас, она рухнет на пол.
– Джордж, ты не слышал? – Она дернула его за рукав. – Пожалуйста, пойдем, познакомься с Лорной. Она подруга твоей матери. Ты помнишь ее? Она говорит, что часто виделась с тобой, когда ты был молод.
Джордж смотрел на нее и не двигался.
– У меня еще целый час, пока не стемнеет, – проговорил он, с сожалением глядя на кусты, которые он подрезал.
– Слушай, я не просила ее приходить. Но ты должен пойти со мной; очень невежливо оставлять ее там в одиночестве. – Джини сердилась, но все это ее нимало не удивляло. Они прожили здесь почти шесть недель, и практически все это время Джордж провел в саду. Его прежнее увлечение – сотни часов, которые он собрал за последние годы, – было забыто после переезда, часы все еще лежали в коробках возле стены в его новом кабинете. Он завтракал, поглядывая на дверь, и потом уходил в сад до самых сумерек – в любую погоду – только заходил на кухню, чтобы перекусить бутербродом с сыром и выпить холодный кофе, оставшийся после завтрака. Вечером он возвращался уставший, наливал себе большой стакан виски, молча ел ужин и отправлялся спать. Он был крайне вежлив с Джини, но вел себя так, будто не знал, кто она. Джини понимала, что он еще в депрессии, но, как это ни странно, несчастным он не казался, просто он полностью погрузился в свой крохотный мир. Иногда она думала, что произойдет, если однажды не окажется сыра для его бутербродов. Он пойдет и купит? Он никогда не покидал дом. Она еще раз попыталась отвезти его к местному врачу, которого он не знал. Она подумала, так ему будет легче. Но получила тот же ответ: «Я в порядке, просто немного устал».
– Джордж, дорогой, – Лорна заерзала на диване.
– Не вставайте, – настояла Джини, раз Джордж молчал.
– Сколько времени прошло с нашей последней встречи? – продолжила она, с благодарностью оперевшись на подушки. – Твоей дорогой мамы так давно уже нет с нами, но вижу, ты унаследовал ее страсть к садоводству. – Она обратилась к Джини. – Вы видели ее сад? Потрясающий вид; люди специально приезжали издалека, чтобы посмотреть на него. – Она рассмеялась. – Когда Имоджен позволяла им, конечно.
Джордж сидел, с грязными руками, в рабочей одежде, в которой он походил на бродягу, но ничего не говорил, только бросил странный взгляд на Лорну и изобразил полную растерянность на лице. Однако Лорна ничего не заметила. Она говорила и говорила, рассказывая об истории этого края, о доме, о «мерзком» Баркуорте и святой Имоджен и довольно потягивая белое вино, пока Джордж внезапно не встал и не вышел из комнаты. Он не сказал ей ни слова. Лорна сделала вид, что ничего не заметила.
– Извините, – Джини устала извиняться. – Последнее время он неважно себя чувствует.