Четверги в парке
Шрифт:
– Я приготовлю вам бутерброд и чай, потом разбудим Элли. Вам с мармитом или с медом?
– Как идет подготовка к выставке? – спросила она, жуя бутерброд с медом. Она действительно не ела весь день, но это не имело никакого отношения к делу. Сейчас ей хотелось лишь одного – осознать то, что она увидела, обдумать это, воткнуть нож глубже в рану, но Джини заставила себя вернуться мысленно на кухню дочери. – Ты вроде спокоен? – спросила она зятя.
Алекс глубоко вздохнул.
– Вы застали меня как раз в самом центре урагана. Это крошечная передышка
– Значит, в четверг будешь нервничать.
– Гм, нервничать? – он содрогнулся. – Не то слово. Мне больше приходит на ум «обливаться холодным потом».
– Даже не представляю, – сказала Джини.
– Вы ведь приедете, да? И Джордж. – Он замялся. – Как он, кстати?
– Не знаю, захочет ли он прийти, Алекс. Он никуда не ходит, и мне кажется, что даже поезд – для него слишком серьезный шаг.
– Так плохо… Шанти думает, что ему лучше.
– Он уже не такой несчастный, каким был, больше… отрезанный от жизни, замкнулся в собственном мире, – объяснила она.
Элли не забыла ее. Девочка не хотела слезать с колен бабушки, а потом потащила ее в свою комнату, чтобы показать игрушки, не переставая весело болтать. Джини хотела повести ее гулять, но дождь лил как из ведра, подскакивая на деревянном настиле в саду, словно танцуя, а Элли с интересом наблюдала из окна.
– Они танцуют, Джин… куклы танцуют под дождем.
– Как садик? Тебе нравится?
– Нравится, – сказала она торжественно. – У меня там друг, Джэк. Я видела кукольное представление.
– Было весело?
– Да, было весело, – ответила малышка, и ее деловой тон вызвал улыбку у Джин. За последние недели она стала намного лучше разговаривать.
– Эту куклу зовут Бекки, смотрииии, она такая крошечная и голодная. У меня в сумочке есть молочко. – Она достала пластиковую бутылку из розовой сумки на молнии и стала «кормить» куклу. – Теперь ей пора спать, – сказала она повелительным тоном, подражая взрослым. Она уложила куклу в розовую колыбельку и заботливо накрыла одеялом. Алекс стоял в дверях.
– Пригодится в будущем, – пошутил он.
– Даже не надейся, – рассмеялась в ответ Джини. Только внучка могла заставить ее забыть обо всем на свете, но время от времени образ Рэя с этой девушкой всплывал в памяти, и боль обрушивалась на нее, словно бурное течение, грозя утопить.
– Ужин готов, Элл, – сказал Алекс. – Сосиски… и кетчуп.
– Уууух ты, – Элли улыбнулась во весь рот, глаза заблестели. – Сосиски и кетчуп. Ты голодная, Джин? Я с тобой поделюсь.
– К сожалению, мне пора, дорогая, – Джини поднялась с пола.
– Оставайтесь на ужин. Шанти вернется примерно через час, – Алекс улыбнулся застенчиво. Вдруг вы рухнете, как только выйдете из дома? Шант подумает, что я не учусь на ошибках.
– Спасибо, Алекс, но я должна вернуться в магазин. Нужно столько наверстывать.
– Так, значит, вам нравится в Сомерсете?
Он казался совсем другим человеком теперь, когда
– Не знаю, что сказать, – произнесла она, наконец, еле сдерживая слезы.
– Из-за Джорджа? Должно быть, очень тяжело жить с тем, кто в таком сломленном состоянии.
Она заметила, как тревога заволокла маленькое личико Элли.
– Ты грустишь, Джин? – Малышка подошла и встала рядом с ней, обхватив ручками ее ногу и нежно поглаживая по коленке.
Джини глубоко вздохнула.
– Немного, дорогая, но все будет хорошо. – Она взяла на руки это маленькое, теплое создание и крепко обняла его.
– Мне пора, – сказала Джини, сдерживая себя, пока прощалась, спускалась по лестнице, махала внучке и зятю, шла по улице до угла; но как только завернула за угол, она дала волю слезам.
От квартиры над магазином веяло тоской и холодом необжитого места. Тут никто не жил уже почти два месяца. Джини выкрасила стены в белый цвет и заменила дешевую мебель вещами с Хайгейт. Планировка была хорошая. Гостиная и кухня светлые, окна с обеих сторон, одно выходило на улицу, другое на сад, наверху – просторная спальня и ванная. Она убеждала себя, что сможет превратить эту квартиру в уютное место. Джини включила обогрев и решила приготовить чай. Она не очень-то любила старый дом; там всегда было мрачно в темных комнатах с высоченными потолками. Но было так непривычно – приехать на Хайгейт и не жить в доме, который она называла своим тридцать пять лет.
Сейчас ей больше всего хотелось укутаться в темно-красную шаль со старой кухни и лежать на диване, отказываясь верить в то, что видели ее глаза.
Рита внимательно осмотрелась.
– Гм, это, конечно, не хоромы, но как временное пристанище – сойдет. – Она плюхнулась на кресло. – Итак, как дела, дорогая? Выглядишь ужасно.
Джини позвонила подруге и рассказала ей про Рэя, и Рита настояла на том, чтобы приехать.
– Чувствую себя глупо.
– Почему? Ты не сделала ничего глупого… кроме того что бросила свою единственную истинную любовь.
Джини промолчала.
– Извини, дорогая, вижу, ты не в настроении шутить.
– Как глупо было с моей стороны думать, что он правда хочет меня, когда вокруг столько молодых, красивых девушек? Она была прелестна, Рита, мулатка, высокая и стройная, с потрясающей улыбкой. Я видела ее всего одно мгновение, но она просто восхитительная. Намного моложе него, конечно, как и его предыдущая подруга. Он любит молодых. – Она размышляла вслух, наконец облекая в слова мысли, которые крутились у нее в голове после обеда.