Чипсы
Шрифт:
– - Какие-нибудь!
– говорила я.
– Ты что: не знаешь какие?
– - Знаю...
– - И вообще можно из колбасок сверху пласта налепить...
– - Но если из колбасок, тогда не поместится...
Что он хотел написать? Я догадывалась, и мы с Дэном стали обмениваться знаками и взглядами. К концу первого класса мы стали использовать язык, который знаком всем, кто хоть раз был увлечён, влюблён или просто симпатизировал друг другу. Об этом пишут во всех романах. Он посмотрел--она вздохнула--он послал воздушный поцелуй--дотронулся до ладони--взял за руку и так далее в том же роде.
24
Чувствую: мне становится хуже. Я купила чипсы. С Тоней сходила в магазин. Я хотела именно чипсы, сильно захотела ночью. Ночью я вспоминала тот кошмар, когда я обидела Дэна и потом свалила всё на него. Сердце сжалось, заныло, закололо слегка. Я решила: завтра куплю чипсы в память о нас. Это меня успокоило, но заснуть я уже не смогла.
Я собралась идти одна, с самого утра. Но как назло "А" заехала якобы за чем-то, она якобы что-то забыла. "А" попросила меня не ходить одной. Я согласилась, тем более, что мы с Тоней договорились идти в магазин вместе.
Мне не нравятся эти магазины в Семенном. "Стекляшки" -- так почему-то их называют. Мне не нравится владимирский творог, который тут продаётся, не нравится и сгущёнка вразвес. Она какая-то жидкая и крупинки манки в ней попадаются. Что в Семенном хорошее и даже отличное - так это яйца. Тут же ферма "Конкурсный", яйцо наисвежайшее. Это легко определить, если яйца сварить - в них нет пустоты между скорлупой и белком, которая образуется в лежалых яйцах. Я сварила папе на ужин яйца. Он не очень любит крутые, поэтому я держала яйца в кипящей воде пять минут. Желток тогда остаётся мягким, но не жидким. Сырники я запекла в духовке. Сгущёнку я купила, чтобы сырники полить. Но пришлось пихнуть сгущёнку в сырники, а сахар не класть и вбухать почти килограмм блинной муки. Мука... Мда... Я об этом ещё напишу.
Я хрустела чипсами, запивая их крепчайшим чаем из веток дикой малины и земляники. После чипсов в течение часа мне стало ещё хуже. Тяжесть при вдохе. С этого утра появились ещё и свисты в лёгких. Хорошо, что не сыро, а сухо и жара. Я вышла на участок, села, подставила горло под вечернее солнце... Если вы съели что-то солёное и выпили пол-литра жидкости, и вам становится хуже -- это может быть что угодно, но скорее всего - лёгкие. Больные лёгкие не любят воды и соли. Чипсы с чаем - индикатор на воспаление. Горло побаливает. Но горло у меня часто побаливает... побаливало в детстве, школа - это рассадник вирусов, там формируется иммунитет. Если бы не было школ, люди были бы очень хилыми. Горло побаливает... Надо купить мёд. Нет мёда. Придётся говорить папе, просить его... Или он прочитает? Да кстати! Узнаю, читаешь ли ты, папа, с флэшки или нет... Папа! Купи мне мёду!
У Тони тоже спрошу о мёде.
– - Евгения Станиславовна очень сдала за лето, -- мама шепталась с тётей Леной первого сентября на линейке. Мы поступили во второй класс. Колокольчиком звенел сын батюшки. Этот батюшка выступал по милославскому радио, монотонно и скучно втолковывал и объяснял что-то из Евангелия.
Я стояла рядом с Евгения Станиславовной и гордо держала табличку 2 "А". Мумия похудела, укоротилась -- перестала носить высокие каблуки и, соответственно, держать привычную осанку. Всё остальное - грудь и причёска остались. По слухам дочь Евгении Станиславовны стала импресарио, приезжала в Россию за музыкантами, а с родной матерью встретиться не смогла: была занята... И впервые этим летом не сделала приглашение маме на лето... Мумия не съездила в Европу и стала обиженной и злой.
На продлёнке вдруг Евгения Станиславовна, выдержанная и спокойная всегда, очень негативно отреагировала на рисунок, который нарисовал Макс: коттедж, которых теперь в Семенном и Клементьевке, и Тужиловке -- пруд пруди. А тогда таких коттеджей было совсем немного и только за Клементьевкой, у въезда в Семенной.
Евгения Станиславовна спросила:
– - Что это?
– - У меня будет такой дом, -- ответил Макс радостно.
Абажур причёски зашевелился, пучок подскочил (это Макс потом так всем рассказывал, хоть это и неправда полнейшая), Евгения Станиславовна почему-то посмотрела обалдело и... сказала:
– - А как же полёт фантазии?
– - Это реализм, Евгения Станиславовна, реализм, -- сказала, подходя к столу, завуч.
– - А как же сказка? Мальчики всегда рисуют динозавров, космос, замки...
– - Рисовали, Евгения Станиславовна, -- опять вякнула завуч и забрала у Мумии журнал.
– - А у меня замок, -- крикнул Макс обиженно.
Он не мог понять, что произошло и наверное проклинал себя за то, что показал рисунок.
– - Да уж...
– - сказала завуч.
– Замок. На какие, извините, доходы?
– и вышла.
– - Чё?
– - Вот смотри Максим, -- сказала Евгения Станиславовна.
– Помнишь кума Тыкву, мы сегодня на "русском языке" проходили имена собственные?
– - Помню.
– - Он раз в год покупал по кирпичу. Скопил их за свою жизнь много-много и построил маленькую конурку. Он рисовал в воображении дом попросторнее, но возможности его были совсем небольшие. А он трудился всю жизнь...
– - Ну и что? У меня папа тоже трудился, трудится, и теперь мы строим дом.
– - У тебя папа ворует!
– - Сейчас все воруют, -- ничуть не смущаясь, показалась в дверях тётя Лена.
– Как не воровать? Тем отстегни -этим дай на лапу. Милиция, СЭС, пожарные, архитектурное управление...
– - Вдруг тётя Лена обратилась ко мне: -- Правда, Аришенька?
Я кивнула. А что я могла сделать?
– - Видно, что у вас дома только и разговоров, что о доме, -- оскалилась Мумия. Мне показалось, что она испугалась, что тётя Лена услышала про "папа ворует".
– - Строимся, -- улыбнулась тётя Лена.
– - Шутка ли, Евгения Станиславовна: муж из простых заправщиков до директора автозаправок дорос... Стараемся уж, раз подфортило...
Тётя Лена по-прежнему оставалась председателем родительского комитета. Макс жил своей школьной жизнью, его мама - своей, общественно-родительской. Основной её обязанностью оставалось выколачивание совсем немалых денег из родителей на нужды класса и школы. Школа и правда "сыпалась". Штукатурка и стены... Туалеты и раздевалки... Облупленные доски пола в в спортивном зале, нищая, с прогнившими ступенями досок, сцена актового зала... Всё это требовало ремонта. Родительскими силами. В школе по папиной договорённости работали нарушители, осуждённые на общественные работы. Папа всех, кто попадался на 15 суток, гнал работать в школу. Но строительные материалы стоили денег. Всё стоило денег: и новые стулья, и занавес в зал, и телевизор в холл. Но деньги давали со скрипом. Частенько папины "работники" просиживали дни без дела.