Чипсы
Шрифт:
– - Здравствуйте Евгения Станиславовна.
Она нас поправляла:
– - Надо говорить "Христос Воскресе", а не здравствуйте.
Но кроме церковных приветствий Мумия учила нас и старой программе. Точнее, по старой программе.
Мумия раздавала нам листочки А4 с копиями страниц старых учебников "Спутник букваря" или "Книга для чтения. 1 класс". По матемке Евгения Станиславовна не признавала никаких задач на логическое мышление типа "разделить двумя линиями, чтобы получилась..." или "убрать две спички, чтобы вышло...". В учебнике мы их пролистывали. Мумия говорила так:
– - Не смотрим на этот идиотизм со звёздочкой! Это для придурков.
А звёздочкой, между прочим, в учебниках помечались задания повышенной
Мумия вообще не стеснялась в выражениях. Она говорила: "Ты совсем тупой?" Но всегда прибавляла: "Не обижайся на меня. Прости, ради Господа. Будь добр, переделай". Я уже писала выше о прошлом авторитете Евгении Станиславовны. В нашем классе учились дети, которые не пошли в школу годом раньше, чтобы попасть именно к Мумии. Она добросовестно занималась с детьми и на продлёнке, учить - было её призвание, так же как сбор трав -- мамино призвание. И мама стала оставлять меня после уроков в группу продлённого дня. Мумия была, по-моему, единственным педагогом во всей школе, кого Злата не очаровала. Может быть, это случилось потому, что Евгения Станиславовне не нужно было ходить в парикмахерскую, а может и потому, что Евгения Станиславовна была очарована мной. Ну... Не то, что бы очарована - на собеседовании, которого весной после ругани и угроз всё-таки добилась мама, Мумия отнеслась ко мне с неприязнью. Наверное мумию очаровала должность моего отца. Она всё заметила первого же сентября, эта опытная Евгения Станиславовна, все нюансы моего настроения и моих взаимоотношений со Златой и Ко. Она видела, как мне было плохо. После не раз и не два учителя, так же как и Мумия, расхваливали меня. Но тогда - это было неожиданно
– - Не зазнайся, -- предупреждал меня папа.
– Хвалят не тебя, а меня.
Папе поэтому так и понравилась Пропана Ивановна. Своей непреклонностью. Пропана Ивановна кардинально отличалась от учителей нашей школы, заискивающих перед родителями, то есть перед их должностями. Мама жаловалась после первого неудачного разговора с Пропаной Ивановной: "Я ей говорю: у меня муж начальник УВД. Позанимайтесь с девочкой!" А она мне: "И что с того? У меня отец начальник фуллерена".
Папа от этого рассказа был в восторге.
22 Боевое крещение
Итак, второго сентября Евгения Станиславовна показала всему классу газету "Милославич" и сказала:
– - Ариша! Ты принцесса. И так туфельки хорошо в кадр вписались.
Тут я резко обернулась на Злату и впервые зыркнула на неё торжествующе, ведь накануне она сказала не только о туфлях, но и вместе с Максом про мента поганого.
Злата прикусила язык от злости. В прямом смысле. Лицо её выражало ненависть и боль!
– - Сколько ещё будет таких лиц за твою жизнь,- вечером инструктировал меня папа, -- не обращать на них внимания с непривычки нереально, поначалу старайся не расстраиваться дольше десяти минут-часа.
– Ещё Злата любит глаза закатить, -- сказала я.
– - Есть такой приём, -- встряла мама.
– - Вроде как ты какая-то не такая. Если что - Илька неподалёку, беги к нему.
Я не стала говорить, что понятия не имею, как найти Ильку в этой четырёхэтажной школе с облупленными стенами и такими же облупленными, хоть и очень статными, колоннами...
После фото в газете в классе меня "зауважали". Не все, но многие. Уроки шли, прошли первые три недели, я освоилась. В дни, когда были танцы, мама забирала меня сразу после уроков, остальные дни Илька приводил меня домой после продлёнки. Он обедал в школе, сидел в библиотеке - делал уроки, а чаще - тусовался во дворе с девчонками-одноклассницами. От них противно несло духами. Я боялась старшеклассниц: они были взрослые, фигуристые, с распущенными волосами, они перебарщивали с косметикой и часто выглядели вульгарно.
Мама была сильно занята. Пункт обмена газовых баллончиков на окраине Мирошева, в Клементьевке, она взяла в аренду. Это было хорошее белого кирпича здание, насквозь провонявшее газом.
Об этом кирпичном здании маме рассказала тётя Лена, мама Макса. Отец Макса, работал на автозаправках и строил дачу буквально в ста метрах от бывшего пункта обмена баллонов. У нас не было дачи, нам не нужны были эти баллоны, мама ничего не знала о пункте обмена.
Мама сначала сомневалась:
– - А где же люди будут обменивать газовые баллончики?
Но оказалось, что достаточно купить пустой баллон, а заправят его на автозаправках. Конечно же родители Макса Монахова убивали двух зайцев: они налаживали контакты с "нужными" людьми, то есть с нами, так ещё и отец Монахова избавлялся от конкурентов по бизнесу в лице этого древнего пункта обмена.
К моему ужасу тётя Лена Монахова подружилась с моей мамой. Тётя Лена всегда участливо и приветливо общалась и со мной. Мне приходилось вежливо отвечать. Тётя Лена Монахова -- отвратительная молодая располневшая женщина с волосами цвета жжёного сахара, аккуратно уложенными в причёску "каре". От тёти Лены разило ландышевыми духами. Я её возненавидела ещё больше, я любила ландыши, мы собирали их с мамой. Мне казалось, что мать Монахова отняла у меня букет. Я тогда не знала, что ландышевая отдушка - всегда синтетическая. Не знала, что из ландышевых цветков нельзя приготовить эфирное масло - основу духов.
С этим зданием-складом будто кто-то вдохнул в маму удвоенную энергию. За последний год, да и за предыдущей, после моего шрама на виске и происшествия с чипсами, мама сникла. А сейчас - это был другой человек. Она фонтанировала идеями и надеждами. Какими только ласковыми словами она не называла папу - ведь это он помог оформить аренду здания, благодаря его положению мы с Илькой учимся в "нормальной" школе с "приличными" детьми. Мама не забывала об этом напоминать нам не реже раза в неделю. Папа всегда морщился, если слышал, но молчал. Пока я была в школе и на продлёнке, мама обустраивала здание под склад и офис. У неё были грандиозные планы. Она сменила название фирмы, считая это непременно хорошим знаком. Так ещё тётя Лена объяснила маме, что если ликвидировать предприятие, то не придётся платить налоги и пообещала помочь маме в бухгалтерии: составить старые убыточные отчёты и новые нулевые балансы. С этого момента мамино ООО стало называться почему-то "Энергия леса". Тётя Лена посоветовала так назвать.
– - Лес - это много всего, а поле в понятии большинства - пустота, голь, -- говорила она, подобострастно благоухая ландышем.
В сентябре я увидела и маму Златы. Честно: я была поражена. Я предполагала увидеть алкоголичку, нищенку - такую, какие побирались у кремля, но мама Златы была похожа на ворона. Она была стильно, так же как дочь, подстрижена, она была почти так же худа, как её дочь. Волосы были выкрашены в чёрный вороний цвет, лицо белое, глаза толсто и манерно подведены, а губы обведены коричневым карандашом. Она вся была в чёрной коже с заклёпками, какая-то вся готическая. Говорила она низким обвораживающим голосом - если не видеть, что говорит женщина, можно было подумать, что говорит мужчина. Она совсем не была пьяной. Никогда, когда приходила в школу. Правда, она приходила в школу только первый месяц, потом как отрезало. Она не посещала собрания - да и зачем ей их было посещать, когда завуч начальных классов посещала парикмахерскую. Мама Златы и с тётей Леной общалась жёстко, односложно, она вообще была молчаливая. Как-то, бегая на продлёнке во дворе школы, я увидела, как она забирала Злату. Им куда-то надо было идти, они торопились. Вдруг она резко и зло схватила Злату за шкирку, встряхнула, обругала и отпустила...