Чипсы
Шрифт:
– - Надо давать отпор. Напишите заявление, что имели место быть оскорбления и угрозы. В магазине будут защищаться, говоря, что должна быть запись в жалобной книге. Но это уже дело втрое. Сигнал есть, разбирательство будет. Эта заведующая струсит. Вот увидите. Они наглеют, если уверены, что всё будет чин-чин, шито-крыто. В лице окружающих мошенники и хулиганы хотят выглядеть прилично.
Пропана Ивановна стала совсем другой. Она стала прежней и уже не была осунувшейся.
– - Ариша! Дорогая! Поговорила с тобой и сразу легче. Но ты, Ариша, не права. Ты это потом поймёшь. Иногда в жизни важнее не
– - Но подождите, Пропана Ивановна. Как так не заметить? Вы же полторы недели из дома не выходите! Переживаете! Думаете, я не понимаю, раз мне четырнадцать лет? Я всё прекрасно чувствую и понимаю.
– - А ты думаешь, если бы я написала заявление о том, что произошло в магазине, я бы меньше в себя приходила? Да я бы, если стала в магазине требовать жалобную книгу, вообще бы на месяц слегла. Я тебе ещё раз говорю: иногда полезнее для здоровья пропустить что-то мимо, не зацикливаться.
Пропана Ивановна оживилась, мы порешали задачи, она мне объяснила реакции, оказалось -- сложно, я поняла не всё. Ровно в три я позвонила папе при ней. Отчиталась...
Пропана Ивановна оказалась совершенно права - жертва ты или ни-в коем-случае-не жертва - это не самое главное. Главное иногда не заметить, не зацикливаться, не устраивать разбирательств, тогда бы может я не поссорилась бы с Дэном. Я это сейчас поняла, вспомнив тот разговор.
...Заметки ни в газете "Вперёд", ни в в "Милославиче" конечно же не появилось. Папа уверил, что не появится никогда. Все жалобы на Пропану Ивановну с сайта города исчезли. Но жалоба осталась на сайте Министерства Образования РФ - и ответ на жалобу: стандартная отписка, что дополнительное образование вне их компетенции и они пересылают жалобу в местное управление, то есть в областной минобр.
Палку папа лично принёс Пропане Ивановне, когда зашёл за ней проводить до такси, до бассейна. Но Пропана Ивановна ходила теперь с другой, с лёгкой, бамбуковой, а ту палку - с вычурной ручкой из естественного изгиба ветки -- я увидела в Кремле у нищего.
Мы с мамой пришли за святой водой. Родник бьёт прямо на кремлёвской площади за стеной. Там такая маленькая изразцовая ванна и навес. И святая вода бьёт целый день из посеребрённой трубы. Обратно, когда выходили, мы старались обойти нищих, но я увидела эту палку. У тихо мычащего нищего в яркой одежде. Он махал этой палкой вверх-вниз, будто дирижируя отрядом барабанщиц. Я подумала, что заведующая из Оболтуса обязательно увидит эту палку, этот нищий здесь постоянный.
Я тогда ещё подумала, что Пропане Ивановне стала неприятно ходить с этой возвращённой палкой, и это справедливо - её держали в руках нагнетатели. Я бы поступила точно также.
21. Первый звонок
Когда вдруг в конце лета, после того как папа получил пост, нам перезвонили из первой гимназии и предложили первый класс, мама осторожно спросила: "А старшего сына?" "Нет". "Тогда и Арина не пойдёт", -- непривычно жёстко сказала мама. На том конце провода посовещались и согласились и на Ильку, и на меня.
– - Долго до них новости идут, -- торжествовала мама. Она за эти две недели часто стала говорить таким недовольно-претензионным тоном, она предвкушала власть. О том, что месяц назад она и не надеялась, что меня возьмут в первую гимназию, мама резко забыла. В отместку мама до последнего не несла ни мои, ни Илькины документы:
– - Пусть знают как мою Аришеньку в резерв ставить. Папа - на должности. Сразу мы им оказались нужны. Получается, школе нужны не дети, а родители. Безобразие.
– - Опять придётся ездить в Военный городок, -- ныла я.--Опять видеть и Макса, и Злату, и других!
– - Ну и что, Арина, что придётся видеть?
– успокаивал меня папа.
– Ты теперь подготовленная. Опробуешь на них мою подготовку.
– - Злату взяли. А Макса с какого?
– сказал Илька.
– - Он рядом живёт, вот с какого.
– - Ну и что. Мы рядом жили - нас не брали. Школа хорошая, туда все издалека ездят. Редко кто рядом живёт, -- бурчал Илька.
Мама мечтала, что из "лучшей" школы Илька наконец-то перестанет приходить домой с синяками и ушибами, а то и с разрывом связок. Мама радовалась, что будут приличные дети.
– - В этой школе по хулиганке практически нет заявлений...
– - "приземлял" маму папа.
– - Почти нет. Но это ни о чём не говорит. Если школа элитная, могут заминать конфликты под угрозой отчисления. Так что по-прежнему тренируемся давать отпор.
В последнюю неделю августа папа стал объяснять мне, что такое "словесная атака", "словесное оскорбление". Он приказывал Ильке обзывать меня. Он учил меня стоять на своём. Илька всегда выступал в роли нагнетателя. Он и всегда-то не лез за словом в карман, а тут на него находило что-то, он был в ударе и та-ак обзывался... Я готова была его разорвать. Но папа ставил условие: никакого физического контакта. На этих занятиях папа присутствовал всегда.
– - Убить можно не ударом, но словом, интонацией. Это я вам говорю как опер, то есть замначальника, как майор, то есть - уже подполковник. (Папа ещё не привык к новому званию.) Слово часто важнее удара, иногда может лучше защитить, и предельно обезопасить...
– - А шантаж?
– хитро щурился Илька.
– - Что - шантаж?
– - Шантаж может обезопасить?
– - Почти никогда, -- совершенно серьёзно говорил папа.
– Шантаж всегда заканчивается протестом шантажируемой стороны. Естественно бывают исключения.
Первый раз в первый класс я шла и тряслась, еле-еле передвигала ноги, скованные паническим ужасом. Мне совсем не хотелось встречаться со своими одногруппниками по гимнастике. А я уже точно знала, что Злата будет учиться со мной. Мама считала, что "гимнастам в гимназии ничего не светит", и поэтому даже не стала читать список "нашего класса". Я же чувствовала, что одной Златой дело не ограничиться. Безусловно, то, что я шла с Илькой, меня успокаивало, но совсем немножко, чуть-чуть. Я думала: почему так плоха бывшая школа Ильки номер семь? Всего-то одна остановка от теперешнего нашего дома. А Илька был рад переводу. Его друзья по бывшему двору (мы же переехали) учились в первой гимназии. Он не любил седьмую, так и говорил: "Хоть четыре года поучусь спокойно".